— Это ты про кого? — усмехнулся невольно князь. — Про первых, или про вторых. Если брать их методы обращения с пленными, то и те, и другие стоят друг друга. Да и не кажется ли тебе милая, что подобная публика мелковата для того, чтобы обращаться к императрице ящеров, или к той же Верховной Правительнице Амазонок. Ты представляешь, как мы будем выглядеть, если признаемся, что какая-то шайка безродных бродяг ограбила самого Подгорного Князя? Да ещё и стащила княжеского алхимика с уготованного ему костра! Не-ет, — князь медленно покачал отрицательно головой, — о причине нашего интереса к этой компании надо молчать, чтобы каждая собака не думала, что самого Подгорного князя можно вот так просто провести и ограбить. Задействуем наши потаённые связи, а потом разом ударим. Да так, чтоб одна только юшка от них осталась.
Князь, с искажённым злобой лицом, вцепился обеими руками в корешки книг на полках и, переведя взгляд из пространства перед собой на княжну, тихо добавил.
— Не прощу. Костьми лягу, а отомщу.
В тишине подземной тюрьмы, к которой за прошедшие дни уже успел привыкнуть бывший теперь начальник замковой стражи, что-то изменилось. Какое-то неясное движение, на грани восприятия обострённых чувств покалеченного человека, нарушило его покой и вывело его из отупелого состояния, в котором он находился последние несколько суток, после ареста.
— Начальник! Ты ещё живой, начальник? — тихий шёпот, раздавшийся в тишине пыточной камеры, показался измученному сотнику громом средь ясного неба.
— Кто здесь? — пытаясь хоть что-то выговорить членораздельно, проскрипел хриплым, чуть слышным голосом сотник.
— Да мы это, — тут же до него донеслись радостные голоса, чем-то ему смутно знакомые. — Это мы, гвардейцы, — послышался ему у самого уха чей-то, смутно знакомый по прошлой жизни голос, и темноту камеры рассекла искра из кресала.
Блеснув пару раз, под рукой неизвестного, она, наконец-то, попала на какую-то тряпку и разом занялась дымным, чадящим факелом.
— Мы это, — уже гораздо спокойнее и увереннее раздались голоса прямо над опущенной головой сотника.
— Эк тебя, — как-то поражённо и с сочувствием произнёс всё тот же голос.
— Это ты, что ли, Дубина? — тихо спросил сотник, так и не поднимая головы.
— А кто же ещё, — тяжело вздохнул, как оказалось, старый подчинённый сотника, гвардеец из его сотни, и, как он раньше считал, самый ни на что не пригодный и никчёмный человек.
— Что это тебя сюда занесло? — еле двигая губами, хрипло поинтересовался сотник. — Никак решил на меня перед смертью посмотреть. Или перед княжной надумал выслужиться. Не пытать ли меня, часом явились? Что задумали, ребятушки? — равнодушно поинтересовался сотник, так и не подымая головы. — Так вам до местных палачей далеко будет. В ваших тупых башках не хватит столько фантазии, чтобы придумать то, что ни тут со мной вытворяли, — хрипло засмеялся сотник и тут же закашлялся, сплёвывая выступившую на губах кровь.
— Всё нутро отбили, — тихо пожаловался он. — И вам отобьют, если не свалите отсюда по-тихому.
— Ну, — сотник замер, тяжело переводя дух. — Чего надо?
— Тебя забрать надо, — спокойно, и без всякого осуждения за его слова, тихо проговорил Дубина. — Мы тут с ребятами поговорили и решили, что нам всем валить из замка надо. А то скоро гвардия с границы вернётся, вот тогда то княжна на нас, на всех, и отыграется. Не простит она нам того пьянства, ни в жизнь не простит. И за меньшее то на костёр посылала, а тут такое. Да ещё эта пропавшая лаборатория алхимика. Нет, — отрицательно покрутил он головой, — не простит.
— Вот мы и решили. Раз уж бежим, то и тебя, с собой заодно, прихватить. Хоть ты и зверь, начальник. Но нас никогда не подставлял и от гнева князя, когда мог, прикрывал. Мы не твари, какие-нибудь, неблагодарные, как княжна наша. Мы всё помним: и плохое, и хорошее. И не забыли, как ты нас спиритусом отпаивал, пытаясь на ноги поднять, и как защищал перед князем с княжной, когда мы валялись пьяные в казарме.
— Кто же такой умный оказался, что бежать додумался, — тихо спросил сотник, когда гвардейцы сняли его с цепей, прибитых к стене, и осторожно устроили на полусгнившей куче соломы, что валялась на полу.
— Да он это, — сгрудившиеся вокруг сотника гвардейцы дружно указали на смутившегося Дубину. — Мы, поначалу было, ему не поверили, а потом, после того, как тебя схватить приказали, и до нас доходить стало, что сначала тебя, а потом и нас в камеру эту потащат.
— Хорошо ещё если просто повесят, а если княжна пожелает сварить нас заживо? — мрачно заметил Дубина. — Или на костре подкоптить? Её ведь ничто не остановит. Что захочет, то и сотворит. А фантазия у неё, ты сам знаешь, богатая.