На корме большой торговой лодьи. Одной из многих сотен, постоянно снующих по реке Северный Стрый, перевозя груз из одного её края в другой, стояла группа из десяти вооружённых мужчин и что-то тихо и угрюмо обсуждала между собой. Лодья медленно скользила по тихим водам утренней реки, ловя первый рассветный ветерок, только, только задувший с берега, а на покинутом берегу неряшливо темнели туши загнанных насмерть княжеских лошадей.
Бывший сотник Подгорного князя, стоял на корме этого судна, уходящего вниз по реке, смотрел на скрывающийся за поворотом далёкий город, в котором провёл всю свою сознательную жизнь и о чём-то мрачно думал.
Рядом с бывшим сотником стоял Дубина, угрюмый и какой-то неживой, как будто в нём разом что-то оборвалось. Стоявший рядом с ним Канарейка, мрачный, как грозовая туча, глядел ему в спину странным, застывшим взглядом, никак не реагируя на тихий разговор за спиной. Ещё семеро гвардейцев, единственные сумевшие добраться до лодьи, сгрудились за их спинами, в пол голоса обсуждая что-то своё личное. Остальные, кто собирался с ними бежать от князя, все полегли в схватке с гвардией.
— Опоздали! — толстыми, разбитыми в кровь губами, беззвучно шептал Дубина, глядя в даль остановившимся взглядом. — Опоздали! Надо было накануне бежать, а мы всё тянули, и тянули, всё собирали и собирали свои вещи, и никак не умея договориться со своими жёнами.
— А те всё никак не хотели расстаться, кто с самоваром, кто с домом, кто с курями, да поросятами, — тихо и обречённо, ни к кому не обращаясь, говорил сам с собой он. — Вот они и остались все там, в замке, порубленные.
— Из двадцати с лишним гвардейцев, что собрались бежать с нами, до лодьи добралось только восемь, а со мною, все девять, — тихо проговорил Канарейка, глядя перед собой пустым и безжизненным взглядом. — Не более трети.
— Эх, Фрола, Фрола, — тяжело шевельнулся Дубина, глядя остановившимся бездумным взглядом на сходни, брошенные впопыхах капитаном на берегу. — Сгубили тебя те куры. Новых бы купили, ещё лучше. Не хотела ты расставаться со своей Хохлаткой, а рассталась с головой. Вот теперь твоими курями другие пообедают, — вспомнил он бегающего за его петухом какого-то солдата и распростёртую в луже крови среди заполошно кудахтающих кур, свою возлюбленную Фролушку.
— Как же вы вырвались?
Мрачно посмотрев на шепчущего что-то белыми, стянутыми в нитку губами, с безумным, остановившимся взглядом Дубину, сотник повернулся к стоящим за его спиной гвардейцам, догнавшим их уже у самого берега.
— Если бы не он, — замявшийся гвардеец бросил хмурый взгляд на беззвучно что-то шепчущего Дубину, — то мы бы там, во дворе замка все остались. Он нам всегда казался тюфяк тюфяком, а оказалось не боец, а зверь в человеческой шкуре. Сколько он их побил, — гвардеец недоверчиво покрутил головой, — жуть просто. Как косой косил, ну а мы за его спиной шли. Так и прорвались.
— Остальных же погубили бабы. Не захотели разом всё бросить, а наши не смогли разом бросить этих дур.
— Когда завязалась драка, все оказались поодиночке. Но ещё можно было прорваться, если бы всё сразу бросили. Новых гвардейцев, что с границы, было ещё мало, да и были они все какие-то квёлые. Видать, усталые были после долгой гонки.
— Но и тут эти дуры не сразу бросили своё тряпьё. Ещё можно было бы сбежать, покуда новая сотня не подтянулась. Но нас опять повязали бабы, наотрез отказывавшиеся убегать без нажитого имущества. Пока собирали, теперь уж только самое ценное, тут новые гвардейцы и нагрянули. Только те и смогли вырваться, у кого семей в замке не было, да и то лишь благодаря ему, — угрюмый гвардеец кивнул на понурого, безразличного ко всему Дубину.
— Ну что, — раздался за спиной гвардейцев немного напряжённый голос капитана судна, — это, я так понимаю, все?
— Все, — даже не обернувшись, тихо откликнулся сотник, глядя на далёкий уже берег.
Там, на навсегда уже покинутом берегу, загнанные насмерть лошади ещё пытались подняться, но без сил валились обратно наземь не в силах подняться.
— Десять, — тихо, как бы для себя, проговорил сотник, глядя на брошенных, запалённых лошадей. — Будь всё по другому, нам бы они очень не помешали.
— Так сотник, — перебил его размышления грубый голос капитана. — Есть вопрос, который надо сразу же решить.
Обернувшемуся сотнику предстала картина, мрачного капитана, стоявшего за спинами его гвардейцев, и толпившихся за ним матросов, вооружённых, как для серьёзной драчки.
— Хоть вас и меньше, чем договаривались, но плату я возвращать не буду, — мрачно бросил капитан, настороженно глядя на него.