Абалдеть! Всю усталость как рукой сняло. Быстренько собрались и весело пошлёпали дальше по болоту, но перед этим, надрали столько листьев, что на роту солдат, на неделю хватит. Тем не менее, как не торопились, но перед выходом, пришлось изготовить из прутьев лозы сетку-лукошко для хранения углей, снизу подложили мятую сырую глину, а сверху угли прикрыли сырым мхом. Так как Димон курит, то у них были спички. Но кроме тех, что в коробке, больше нет, и не будет. И поэтому надо беречь огонь. Плохо только то, что за ними вьётся шлейф дыма из корзины, никакой тебе секретности.
Дальше опять, до вечера, шлёпали по заболоченному березняку, по колено в воде. Старались выдерживать направление строго на север. И леший посоветовал, и было, в общем-то, безразлично, куда двигаться. Было бы лишь какое-нибудь направление, а там, пока, неважно. Главное выбраться из болота и не плутать, не ходить кругами. Тем не менее, заплутали. В сумерках уже, пришлось устраиваться на ночлег. Никакого приличного клочка земли, удобного для ночёвки, не было, пришлось свалить несколько гнилых тонких берёзок и устроить настил, по типу гати, только чтобы немного подняться над водой. Кругом, сколько хватает глаз, вода и редкий гнилой березняк, пришлось обойтись без костра, сыро. Помня эффект от свежих листьев, побоялись жевать на ночь вяленые ягоды, единственное что у нас было. Молча, от усталости не разговаривая друг с другом, завалились спать.
Утром они еле встали. Болели не только каждая косточка, но и каждый клочочек измотанного тела. К тому же за ночь, гать тихо просела, и, если честно не сказать, просто провалилась под воду. Вставали уже в воде. Костёр разводить было негде, одна вода кругом, поэтому обошлись вялеными ягодами. Неожиданно взбодрившись, резво продолжили путь, надеясь побыстрее найти сухое место, чтобы обсушиться и обогреться.
— Хорошо, что начало лета, — начал Сидор, растирая мокрым рукавом грязь по щеке.
— А то, что? — откликнулся Димон.
— Что, что. Представь это болото, нас в нём, и снег.
— Тьфу, на тебя! И взбредёт же такое в бошку. И так холодно, промёрзли как черти, а он про снег вспоминает. Совсем сдурел.
— Слава богу, вроде повыше стало, — тяжело дыша, проговорил Сидор. — Дай пару листиков пожевать, а то не дойду до бугра.
Продолжая чертыхаться и матерясь, приятели вышли на маленький клочок сухой возвышенности, крохотным единственным бугорком, возвышавшуюся посреди болота. Немного передохнув и подкрепившись зелёными листиками кустарника, двинулись дальше. На их счастье, почва начала постепенно повышаться.
— Кажется, выбрались, — прохрипел простуженным басом Димон. — Вроде, впереди посуше будет.
— Как найдём сухое место, да ручей рядом, чтобы помыться, да обсохнуть, привал, — ответил Сидор. — Да и супчик из ягод сварить хорошо бы, а то, с этими листиками, скоро в коз превратимся.
Но им не свезло. Сначала долго шли по заболоченному мокрому ельнику, потом почва начала плавно повышаться, начался смешанный сосняк, плавно перешедший в великолепный сосновый бор, и тут… они вышли на огромную вырубку. Зрелище было какое-то сюрреалистическое. По краям вырубки стояли огромные столетние сосны метрового обхвата. Сама вырубка частично раскорчёвана и распахана. Везде виднеются кучи выкорчеванных пней, сваленных кое-как, без всякого порядка и видимой цели. Рядом с ними лежат кучи нарубленных веток и хвороста, придавленных сверху останками поломанных стволов сосен. Хаос жуткий. И везде песок. Чистейший, голимый песок. Какой идиот стал его распахивать, непонятно, да на нём же никогда ничего не вырастет. Подойдя поближе к распаханному участку, увидали тощие, редкие стебельки озимых. Зрелище удручающее. Единственное объяснение, что по песку пахать легко. И пни корчевать — легко, это ведь не чернозём и не глина. Порадовались тому, что видна цивилизация, правда, неизвестно чья. То ли тех порубленных ящеров, каких-то непонятных, то ли людей. Полусгнившие труппы им, естественно, ничего не сказали. Леший, гад, тоже отмолчался.
Осторожно, по краю, не выходя на открытое пространство, обошли вырубку.