— Цепью влево развернись! Бегом… марш! Отделение рассыпалось в цепь.
— Аркебузеры, вперед! — крикнул Ревецкий. Хольт бежал на правом фланге, то и дело проваливаясь в глубокий снег.
— Ложись!
Рядом с Хольтом упал Феттер.
Теперь: замок отвести, крышку поднять, ленту вставить, крышку закрыть, предохранитель спустить, ложе крепко прижать к плечу!..
— Прицел четыреста! Одиночный огонь!
Взвилась осветительная ракета, и над заснеженной землей разлился ослепительно-белый свет. С левого фланга уже доносились выстрелы вольцовского пулемета. Хольт увидел перед собой передвигающиеся макеты солдат и открыл огонь короткими очередями. Быть может, это моя последняя учебная стрельба, думал он.
Ревецкий остался доволен. Лейтенанту не к чему было придраться, и скоро грузовик доставил их обратно в казарму. По дороге они затянули: «И коль пробьет наш смертный час, судьба нам скажет — стоп! Здесь, в танке, многие из нас найдут стальной свой гроб!»
Только в третьем часу они добрались наконец де своих коек. Вернувшись из умывалки, Вольцов сообщил последние новости.
— На чердаке установили средневолновый приемник и 80-ваттный передатчик. Связались с фронтовыми частями. Они там кричат о помощи. Русские продвинулись за Краков и Лодзь. В четвертой роте готовят к бою оставшиеся «ягд-пантеры» и сегодня ночью уходят. Радистов назначили из нашей роты.
Ревецкий рывком открыл дверь.
— Вольцов, к лейтенанту!
— Для ящика с песком поздновато вроде!
Вольцов накинул френч и вышел.
Не прошло и десяти минут, как он, открыв дверь, пропустил вперед лейтенанта Венерта. Вслед за лейтенантом вошел Ревецкий. Те, кто уже улегся, сразу вскочили.
Хольт только взглянул на Вольцова и все понял. Да смилуется над нами небо!
Лейтенант окинул всех взглядом и начал:
— Германия! Героический дух! Идея национал-социализма! Надеюсь, я вам не напрасно внушал это! — Он ходил взад и вперед по спальне. — Нет, эти слова не были брошены на ветер. Не может этого быть! — Потом, уже скороговоркой, продолжал: — Русские перешли границу Силезии, той самой Силезии, которую наши предки мечом завоевали для империи. Русские рвутся к ее сердцу, они нацелились на Бреславль. Опасность велика! Наступил решающий час! Последний этап войны — война нервов! Победит тот, у кого крепче нервы, а нервы крепче у нас!
Говорил бы скорей, чего ему надо!
— В этот суровый час фюрер приказал сформировать дивизию истребителей танков. Из добровольцев!
— Из добровольцев? Слава богу!
Гомулка спрыгнул с койки и мгновенно натянул на себя штаны.
— От вас зависит превратить эту дивизию в отборную часть, о которую последние резервы большевиков обломают свои гнилые зубы! Как я и ожидал, наш камрад Вольцов записался первым. Кто следующий?
— Господин лейтенант! — крикнул Гомулка. — Запишите меня добровольцем в дивизию истребителей танков!
Зепп! — чуть не вскрикнул Хольт. — Зепп!
— Кто еще? — спросил лейтенант. Истреблять танки на Восточном фронте! И Зепп записался! Феттер, свесившись с койки, усердно скреб под рубахой грудь.
— Фюрер сказал: кто средствами ближнего боя уничтожит шесть танков, получит Рыцарский крест.
— Что-о? — воскликнул Феттер. — За шесть танков… Рыцарский крест? Ну, тогда и я, господин лейтенант. Да и вообще — о чем говорить!
Гильберт, Зепп, Христиан… а я?
Вольцов, взглянув вверх, на койку Хольта, спросил:
— А ты, Вернер?
— Господин лейтенант, — сказал Хольт и не узнал собственного голоса, — меня запишите!
Но больше уже никто не вызвался. Лейтенант сказал:
— Вы четверо… Так я и думал. Благодарю, камрады! Завтра можете отсыпаться, сколько хотите. В двенадцать явитесь в канцелярию, возьмете бегунки. Спокойной ночи!
Хольт спрыгнул на пол. Ревецкий стоял посреди комнаты и орал:
— А остальные в кусты? Да? Вы что, захотели жить вечно?
Хольт рылся в шкафчике, пытаясь найти листок писчей бумаги. А Ревецкий все кричал:
— Вы еще раскаетесь! Подбить танк — миг, а каяться — года! Завтра с утра начну выколачивать из вас проклятый инстинкт самосохранения, рахитики несчастные! — Дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Хольт сидел и писал. Кто-то крикнул:
— Гаси свет! Нам через три часа вставать!
Вольцов — он набрасывал список для вещевого склада — рявкнул:
— Заткнись, молокосос!
— Правильно! — подтвердил штабс-ефрейтор Киндхен, лежа в постели, и добавил: — Так его! Не будь у меня, к сожалению, анкилоз коленного сустава, босиком бы с вами пошел!
Хольт писал: «Дорогая Гундель, завтра я отправляюсь на Восточный фронт истреблять танки. Я записался добровольцем, сам не знаю почему».
Он задумался. Хотел было написать: я это делаю ради тебя.
Ради Гундель?
И тут он услышал свой собственный голос, а затем голос адвоката Гомулки: «Ждать? Но чего же?..» — «Что сказочный принц скоро освободит нашу заколдованную малютку…»
Хольт уставился на белый листок. Ложь, думал он, все ложь!
8
На бегунке значилось: Лазарет. Вещевой склад. Оружейный склад. Инструктор по стрельбе. Каптенармус. Старшина роты и т. д.
В лазарете врач-капитан наскоро осмотрел их.
— Вполне здоровы, — резюмировал он. — Истребление танков — лучшее средство от рака в старости.
На вещевом складе всегда можно было узнать батальонные сплетни. Здесь они услышали, что ночью уже отправлено несколько команд. Унтер-офицер принес все, что потребовал от него Вольцов.
— Так цацкаются только с безнадежно больными, — заметил Хольт, забирая в охапку теплое белье, свитер, комплект полевого обмундирования с короткими двубортными френчами, башмаки, гетры, рукавицы. Списку Вольцова, казалось, не будет конца, там значились подшлемники, ватники, белые маскхалаты с капюшонами. Начальник склада запротестовал: это не положено!
— Не положено? А русские танки действуют только как положено, а? — обрезал его Вольцов.
Начальник оружейного склада сослался на полученное указание — каждому по автомату. Но Вольцов не взял новое оружие и, обращаясь к унтер-офицеру на «ты», сказал:
— Не знаешь разве, что на фронте не найти укороченных патронов? Давай автомат образца сорок второго года!