Выбрать главу

В углу поднялся один из крестьян. Хольт пододвинул ему стул.

— Сигару? — предложил Вольцов. — Фрейлейн, еще пива!

Вскоре к ним присоединились еще несколько крестьян, все курили и пили пиво, которым угощал Вольцов. Трактир постепенно наполнялся посетителями. Кто-то бренчал на расстроенном рояле. Лампа, свисавшая с потолка, изливала мутный свет, в воздухе стоял туман от сигарного дыма.

Хольт глаз не сводил с девушки, обносившей посетителей пивом. Время от времени, поймав его взгляд, она улыбалась ему или высоко вскидывала брови. Земцкий, Гомулка и Феттер с азартом резались в скат. Крестьяне, сидевшие вокруг, заглядывали к ним в карты и долго препирались после каждого хода.

Душой общества был Вольцов. Он выпил подряд пять кружек пива. Начал он с того, что стал хвалиться своими мускулами, а потом схватился один на один с одноглазым кузнечным подмастерьем, похожим на пирата. После долгой возни с неопределенным исходом зрители объявили ничью. Была принесена кочерга в палец толщиной, Вольцов согнул ее одним махом, а подмастерье, скаля зубы, тут же разогнул. Наконец они стали посреди зальца лицом к лицу и, сплетя пальцы и напрягши мускулы, тщетно пытались поставить друг друга на колени. Оба долго кряхтели и пыхтели, но ни один так и не взял верх. Крестьяне наградили их усилия дружными хлопками.

Земцкий, Феттер и Гомулка напропалую дулись в карты, все творившееся кругом, казалось, нисколько их не интересовало.

Разошедшийся Вольцов ударил своего противника по плечу.

— Ставлю бочку пива! — объявил он. Поднялся невообразимый шум.

Хольт увидел, что трактирная служанка украдкой делает ему знаки. Он поднялся. Узкий коридор вел из общего зальца наружу. Они стояли в полутьме друг против друга.

— Достаточно ли у твоего товарища с собой денег? — спросила она. — Бочка стоит шестьдесят марок.

— Я полагаю, что достаточно, — сказал Хольт. От служанки пахло землей, потом и волосами.

— Что ты на меня вытаращился? — спросила она и засмеялась. Он схватил ее за руки и на минуту почувствовал теплоту ее кожи. Но она вырвалась.

— Некогда мне! — крикнула она. Убегая, она подарила его улыбкой, и ее белые зубы блеснули в темноте.

Хольт ощупью двинулся вперед по узкому коридору. Слева вела наверх крутая лестница. Он вышел во двор и стал у дверей конюшни. В небе высыпали звезды. Хольт глубоко вздохнул, его охватил внезапный стыд, но кончики пальцев все еще хранили щекочущее прикосновение ее кожи.

Суетня, и суматоха, и разноголосый гомон в зальце, где носились едкие облака дыма и натужно орало радио, вызвали у Хольта внезапный приступ отвращения. Вольцов стоял у стойки, окруженный толпой крестьян. Земцкий лихо выбросил на стол червонного туза, когда на пороге показались Вурм и Барт. Он сидел лицом к двери и при виде начальника испуганно крикнул:

— Черт бы их побрал! Теперь нас погонят на ученье!

Вурм и Барт, посовещавшись в дверях, нерешительно двинулись к столу. Вурм наклонился и сказал, понизив голос:

— Немедленно выкатывайтесь и ступайте на плац, а не то о вашем поведении будет доложено по инстанции!

Хольт увидел, что девушка за стойкой ищет его глазами… Многоголосый гомон поутих. Вольцов подошел к столу, провожаемый взглядами крестьян.

— Отвались! — проворчал он заплетающимся языком.

— Опомнись, Вольцов! — накинулся на него Барт. — Так отлынивать от своих обязанностей…

— Это кто же из нас отлынивает? — придрался к слову Вольцов. — Твое место не здесь, а в зенитных частях!

Барт покраснел, а Вольцов повернулся на каблуках и зашагал назад к стойке. Гомон возобновился с прежней силой. Кто-то опять забренчал на рояле. Земцкий, уже оправившийся от испуга, наново сдал карты. Вурм опять нагнулся над столом.

— Без разговоров, вон отсюда! — потребовал он.

— Восемнадцать, — объявил Феттер; пот прошиб его от страха; ища поддержки, он все оглядывался на Вольцова.

— Вист! — сказал Гомулка.

Вурм решил зайти с другого конца:

— Это Вольцов вас подначивает, — сказал он. — Не поддавайтесь на его подстрекательства. Если это будет продолжаться, предупреждаю — попадете в тюрьму для несовершеннолетних!

— Двадцать! — объявил Феттер.

— Вист! — отозвался Гомулка.

— Мы немедленно подадим на вас рапорт. Если же вы подчинитесь приказу, я, так и быть, на вас заявлять не стану.

— Двадцать четыре! — объявил Феттер.

— Давно бы так! — сказал Гомулка.

Чувствуя, что девушка на него поглядывает, Хольт отодвинулся вместе со стулом и заявил:

— Никуда мы не уйдем!

Вурм и Барт переглянулись. Хольт невольно втянул голову в плечи… И вдруг почувствовал, как кто-то мягко, но неудержимо тянет его куда-то в сторону.

— Ты в эти дела не путайся! — шепнула ему служанка. Он увидел, что глаза у нее темно-серые, а на губах застыли капельки слюны. Девушка оглянулась на стойку, откуда ее вдруг позвали, и шепнула, приблизив к нему лицо: — После полуночи… по коридору и вверх по лестнице, последняя дверь налево… Подожди меня там… Но только не лезь ты в эту склоку!

Спустя минуту она уже хлопотала за стойкой, а он думал смущенно и растерянно: Не может быть! Тут какая-то ошибка!..

— Пас! — провозгласил Феттер — поддержка Хольта и Вольцова его приободрила.

— Большой шлем! — объявил Гомулка. — Все взятки мои. И первый ход мой.

Вурм оправил поясной ремень.

— Ну, как знаете! Потом наплачетесь. Пошли, Отто!

— Скатертью дорога! — сказал Гомулка, выбрасывая на стол валета. За Вурмом и Бартом захлопнулась дверь.

Пробило полночь. Хольт сказал Гомулке:

— Я пойду вперед.

Он вышел на улицу.

Силуэты надворных построек расплывались в темноте. Где-то далеко залаяла собака. Шум, доносившийся из трактира, звучал здесь, на воле, приглушенно и казался нереальным. Хольт зябко повел плечами.

«Вверх по лестнице, и последняя дверь налево…» Он уже овладел собой. Недаром говорят, что мечты лгут! Жизнь ни капли на них не похожа. Так стоит ли вечно чего-то ждать! Он сделал несколько шагов дальше, в ночь; пьяный гомон куда-то канул, кругом стояла тишина. Из трактира высыпали крестьяне.

Хольт обошел кругом и через ворота проник во двор. В этом длинном коридоре он чувствовал себя как дома, будто с детства был с ним знаком, да и по этой лестнице он поднимался сотни раз… Несколько дверей из грубых досок, точь-в-точь как у них дома на чердаке, где он тайком рылся в старых ящиках, с трепетом ожидая чудесных открытий… Он притворил за собой дверь и огляделся в тесной каморке. Ощупью пробрался мимо кровати и надолго застыл у открытого окна, прислушиваясь к замирающим вдали голосам друзей.