— Скажи, я очень тебя огорчила?
— Ты меня не огорчила, — ответил он. — Может быть, честно говоря, я и чувствую себя немного смешным. Вероятно, не рассуждать надо было, а поступить, как все.
— Ты и сам этого не думаешь, — возразила ему Гундель. — Что значит — ты чувствуешь себя смешным? Нет, я лучшего о тебе мнения! А поступить, как все, мы всегда успеем, это от нас не уйдет.
Он схватил ее за кисти рук и притянул к себе.
— Ты еще только начинаешь жить, — сказал он. — Ты еще не чувствуешь себя полноценной личностью, ладно! Но когда ты это почувствуешь, скажешь мне? Ты обязана!
Она кивнула.
— А до той минуты никто другой не должен к тебе прикасаться. Обещай мне!
— Хорошо! — сказала она. — Обещаю. Но, Хорст, пусти же, мне больно.
Он выпустил ее руки, и она пошла проводить его.
Гундель уехала в туристский лагерь — уехала со Шнайдерайтом. Скатертью дорога; известно, как в этих лагерях проводят время нежные парочки. Хольт считал себя поставленным перед свершившимся фактом. Ну что ж, он вырвет из сердца мечту о Гундель и обратится к действительности — к Ангелике.
Они встретились. На этот раз они не вели разговоров. Хольт увлек Ангелику в кусты; он осыпал ее поцелуями и бурными ласками, пока ее «нет» не положило им предел. Дома, отрезвленный и разочарованный, он лежал на кровати и глядел в потолок. Он уже не питал насчет себя никаких иллюзий. И все же он выкинет Ангелику из головы, у него достанет порядочности. Если б не обманутые мечты о Гундель, он нашел бы счастье с Ангеликой. Но шутить сердцем такой девушки! Ведь он ищет только самоутверждения, резонанса, опоры для своего «я», зажатого между двумя жерновами. Он хочет бежать от грустных мыслей.
Нет, он не станет играть роль безутешного вздыхателя, запершись в четырех стенах и скорбя о Гундель.
И Хольт отправился в Хоэнхорст. В нерешительности остановился он перед знакомым коттеджем. Всего охотнее он повернул бы назад. Последний раз он стоял здесь ночью после концерта. Обещал Кароле скорую встречу, но очень холодно с ней простился. А сегодня он вычеркнул Гундель из своей жизни.
Что ж, будем играть комедию!
Он позвонил. Занавес взвился. Выход Каролы. Она шла в дом из сада и, увидев его, побледнела, как тогда, на концерте.
Они отправились на прогулку в лес. Первый диалог:
— Я выдохся, устал, — пожаловался Хольт. — Зверски работал, уйму прочел, и все за счет отдыха и сна. А тут еще день и ночь мысли о тебе. — Скажите на милость, она даже краснеет. Валяй, не стесняйся, она все проглотит как миленькая. — Бродить с тобой по лесам, Карола, заветная моя мечта, она много недель не давала мне покою.
— Мне знакомо это беспокойство, — ответствовала Карола. — Это все та же неутолимая тоска человека по нашей праматери природе.
С первого дня знакомства с Каролой Хольта подмывало ее задирать. Сегодня же он даже не прочь был над ней поиздеваться.
— Неутолимая тоска по нашей праматери природе? Что ж, можно и так определить. Хоть я бы выразился иначе: перенапряжение наших желаний, так называемая неудовлетворенность. А в основе, разумеется, эрос.
Она молча шла с ним рядом, ей была знакома здесь каждая тропинка. Время от времени она останавливалась и показывала ему открывшийся вид на отдаленные вершины гор или на холмистое предгорье, где на полях шла уборка. Тропинка вела по берегу ручья. Дальше течение преграждала плотина, здесь в зарослях ивняка и ольхи ручей разлился в широкий пруд.
Хольт и Карола сели на траву. Не говоря ни слова, он привлек ее к себе и, запрокинув ей голову, стал осыпать поцелуями. Все это с оттенком мужской властности, и она так покорно отдавалась его ласкам, что ему почти стало ее жаль.