О Феттере он думал без ненависти и сожаления, лишь с отдаленным, но все более явственным чувством страха. Он предвидел, что благодарственное письмо — не последнее слово в этой истории.
Почему бы не пойти самому и не дать новые, исчерпывающие показания по делу Феттера, вернее, по собственному делу?
Лишь много дней спустя он ответил себе на этот вопрос. Когда он днем отправился на французский семинар, его остановил по дороге Готтескнехт.
— Хольт, — сказал он, — возможно, не сегодня-завтра вам придется что-то решать. Прошу вас, ничего не предпринимайте, не поговорив со мной.
— Что случилось? — спросил Хольт.
Готтескнехт пожал плечами.
— Когда некие инстанции запрашивают школу об успеваемости ученика, это благоприятный признак, он говорит об индивидуальном подходе. Надо, чтоб вы это знали. Ничего другого я не вправе вам сказать.
— «Мне темен смысл твоих речей», — отшутился Хольт. Но он сразу же подумал о Феттере.
С тех пор как Хольт выдал Феттера полиции, он жил в неослабном напряжении. Теперь оно сменилось ожиданием. Возвращаясь домой, он увидел, что его караулит Гундель.
Уже то, что она стояла на улице перед институтом и еще издали помахала ему, вызывало тревогу. Гундель была непривычно бледна. Она взяла его под руку и последовала за ним в его комнату.
— Собственно, с тобой собирался говорить твой отец, — сказала она. — Но позвонили с завода, какие-то неотложные дела, и ему пришлось уехать.
— Для чего я ему понадобился? — спросил Хольт.
Она не спускала с него глаз.
— Опять приходили из уголовного розыска.
— По поводу Феттера?
— Нет, по поводу тебя, — отвечала она. — Тебя вызывают в прокуратуру.
У Хольта потемнело в глазах.
— Ты будто бы совершил кражу, — прошептала Гундель. — Я этому не верю.
— Нет, было дело. Можешь верить, — отвечал Хольт.
— Но, конечно, еще до поездки в Гамбург?
— Да, до нее, — сказал Хольт.
Гундель вздохнула с облегчением, он этого не заметил. Он только расслышал ее вопрос:
— Почему ты сразу не заявил?
— Да, почему! Я сам себе удивляюсь.
— Ведь ты же дал показания против Феттера, верно? По крайней мере так утверждает агент… У тебя одно с другим не вяжется!
— У меня и все так: одно с другим не вяжется. Сплошные противоречия. Может, я надеялся вывернуться. Боялся, как бы из школы не выгнали. Могло ведь случиться, что у Феттера такая мелочь выскочит из головы. Я бы и вышел сухим из воды.
— Да, в тебе много противоречий, — повторила за ним Гундель, все еще задумчиво на него глядя и словно силясь его понять.
— Сплошные противоречия! Мой вечный камень преткновения…
Она села. Он почувствовал ее неожиданно близкой; давно забытое ощущение спокойствия и уверенности охватило его, и он благодарно на нее взглянул.
— Гундель — тоже одно из противоречий в моей жизни, — добавил он. — И притом величайшее.
— Ну какое же я противоречие? Нет, я этого не понимаю!
— Пожалуй, я и сам не понимаю. Пока еще не понимаю. Но порой, — добавил Хольт, понизив голос, — порой мне делается страшно… по-настоящему страшно, что, когда я наконец пойму, будет, пожалуй, уже поздно.
Она промолчала. Как вдруг он обхватил голову руками.
— Гундель! — сказал он. — Что же это? Ведь мы должны быть вместе. Что же ты не придешь ко мне?
— Сама не знаю. Должно быть, это тебе следует прийти ко мне. А иначе как я могу быть уверена, что ты в самом деле меня имеешь в виду?
— Тебя ли я имею в виду? — повторил он. — Я имею в виду взаимопонимание, чувство уверенности, любовь… Я всю жизнь плутал, да и сейчас еще плутаю… Почему у нас не может быть, как тогда? — Он поднял голову. — Ты еще помнишь? Узнаёшь? «Он заплутался и не знал, куда идти… Но девочка стояла на дороге, она позвала его домой».
Она склонилась к нему, и он увидел, что ее губы шевелятся, она повторяла про себя эти слова. И тогда он взял ее руку и припал к ней лбом.
— А кто нынче позовет меня домой? Никого у меня нет, я один. Пусть я даже представляю себе цель, лежащую впереди: наше время — непроглядная чаща, в ней тысяча тропок, которые могут завести в топь.
Она не отняла у него руки, а свободной, правой, погладила его по голове.
— Когда я вошла к тебе, — сказала она, — и увидела у Феттера пистолет, я ничуть не испугалась. Я была уверена, что ты сильнее и, значит, я могу тебе помочь. — Она высвободила руку и откинула волосы со лба. — Я знаю, что хочу тебе сказать, только не умею выразить как следует. Ты должен быть сильнее не только Феттера! Будь сильнее самого себя!