— Так или иначе, песенка акционерного общества «Шпремберг» спета! — сказал Аренс, тщательно вытирая кончики пальцев о салфетку. — И это коснется не только крупных заводов. Вот увидите, почти вся промышленность будет конфискована. А меня вот не тронут! — торжествовал он. — Я хоть и был военным поставщиком, делал шкафчики для вермахта, но мое предприятие окончательно вычеркнули из списка подлежащих конфискации. Награда за добрые дела!
Эгон пояснил:
— У нас были заняты восточные рабочие и русские. Отец по-настоящему о них заботился, хотя за это по головке не гладили. Давал им добавочное питание, одеяла, лекарства. После разгрома они всё это засвидетельствовали в комендатуре.
— Муж всегда хорошо относился к персоналу, — сказала фрау Аренс. — О господи… воздуху!
Эгон подскочил к окну.
Аренс спросил:
— Ваша матушка в западной зоне?
— И вы живете здесь? — воскликнул Эгон. — Не понимаю!
— А вы предпочли бы жить в западной зоне? — отпарировал Хольт.
— Да нет, конечно, нет! — воскликнул фабрикант. — Когда здесь возьмутся всерьез за конфискацию, я одним ударом избавлюсь от конкурентов! — И он снова покатился со смеху. Немного успокоившись, он продолжал: — А пока государственные предприятия добьются такого качества и смогут со мной конкурировать, я, благодарение господу, давно уже буду в могиле.
Хольт откланялся. Эгон проводил его до парадного. Едва Хольт вышел на улицу, как на него обрушилась метель, он сразу продрог и поднял воротник. «И вы живете здесь? — все еще звучали у него в ушах слова Эгона. — И вы живете здесь?»
Мимо него к подъезду прошла девушка. Хольт удержал ее за рукав.
— Да это Ангелика!
Она подошла ближе. Наклонив головку, доверчиво взглянула на Хольта.
— Пойдем со мной в кино! — предложил Хольт.
Она покачала головой.
— Я же вас совсем не знаю!
— Пойдешь со мной — вот и узнаешь!
Она стояла в нерешительности. Через ткань пальто он чувствовал тепло ее руки.
— Нельзя, — сказала она наконец. — Я должна быть дома к шести, а то бабушка будет сердиться.
— А ты наври что-нибудь, — сказал он. — Ты поёшь в школьном хоре? Скажи, что у тебя спевка!
Она колебалась.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Может, она и поверит!
Ангелика уже хотела юркнуть в парадное, но Хольт удержал ее.
— Постой… А сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Не врешь?
— Но мне уже исполнилось пятнадцать.
Хольт вдруг задумался. И вы живете здесь? Если там так хорошо, почему же вы приехали сюда? Вы навестите меня в Хоэнхорсте?
— Знаешь что? — сказал он Ангелике. — Оставайся-ка дома. В кино пойдем на будущий год. Если только я еще буду здесь. — И, кивнув ей, он направился к остановке трамвая.
Хоэнхорст находился далеко за городом, в предгорье. Здесь уже по щиколотку лежал снег. Хольт искал дом доктора Бернгарда и среди вилл и в поселке, пока наконец не нашел его в самом конце длинного ряда стандартных домиков. Звонок не действовал, через щели ставен лился колеблющийся, мутный свет. Нет тока. Что его понесло к Кароле? Он уже готов был повернуть обратно. Но затем все же открыл садовую калитку и обошел дом вокруг. Кто-то в доме играл на рояле. В глубине сада, возле сарая, раскачивался на ветру фонарь; может, там легендарный крольчатник доктора Бернгарда? Хольт отворил дверь на веранду. Он шел на звуки рояля.
В гостиной первое, что ему бросилось в глаза, был раскрытый кабинетный рояль; по обе стороны нот в бронзовых подсвечниках горели свечи. Руки Каролы бегали по клавишам; на ней было все то же зеленое, плотно облегающее платье, в котором она казалась еще более хрупкой, еще более одухотворенной. Увидев Хольта, она испуганно оборвала игру и покраснела, однако быстро овладела собой.