Он трепетно сжал в ладонях ее тонкие пальцы. Нервная дрожь француза передалась и Изабелле. Щеки ее вспыхнули.
-Но ведь и вы можете вернуться в нашу страну, сударь!
-Вновь вы говорите о Франции! Если бы вы знали, как невыносимо мне слышать о ней, ибо я не в состоянии вернуться туда. У меня там никого и ничего нет!
-Неправда! Ваша душа рвется туда уже более двадцати лет! У вас не получается жить, потому что вы прозябаете вдали от Франции. Там вас ждет жизнь, маленькие радости и большие удачи, но не страдание, нет! Вы должны вернуться туда, где родились, дон Себастьян!
-А если я не хочу?
-Хотите, дон Себастьян!
Лицо француза исказила судорога.
-Полюбите меня! - прошептал он обессилено. - Я прошу вас это, как голодный просит себе кусок холодной лепешки. Вы держите ее в руках, дразните меня, как собачонку, но не даете мне есть! Донья Исабель, мучить голодного - это ужасно!
-Дон Себастьян, прекратите так истязать себя!
-Вы отнюдь не милосердны! - закричал он, словно приступ сердечной боли полоснул по его сердцу, и тут же смягчился.- Ах, донья Исабель, как же я люблю вас! Все люди умрут, но некоторые умрут на пылающем костре. Вы возвели меня на мой костер. Я сгораю от любви к вам, донья Исабель!
Изабелла стиснула зубы. Из чувства стыдливости не смела признаться французу, что любит графа де Силлек и даже ждет от него ребенка! Француз сжал ее руки так, словно хотел сделать больно. Изабелла отвернулась, чтоб не видеть его страдающих глаз.
-Никогда вы не полюбите меня?- очень тихо прошептали его побелевшие губы.
-Никогда!- с усилием ответила Изабелла, ибо сердце ее разрывалось. Что может быть ужаснее для милосердных душ, чем говорить убивающие слова прямо в лицо тому, кто открыл им свою душу? Изабелла чувствовала себя так, словно находилась на Гревской площади, и подавала сигнал к началу жестокой пытки невиновного. Губы ее задрожали.
Дон Себастьян страшно изменился в лице. Жилы на лбу у него вздулись, а желваки задвигались. Страшно было видеть безмолвный крик отчаянья, раздирающий ему гортань! Изабелла могла только вздыхать и нежно перебирать тонкие ледяные пальцы дона Себастьяна, чтобы хоть чем- то утешить его, что она и делала. Он, как зачарованный следил за ее мягкими движениями. Изабелла понимала, что не следует ей дарить ему даже мимолетную дружескую ласку, но не могла удержаться.
Дон Себастьян закрыл глаза. Понурившись, сидел он рядом с ней, тяжело опустив голову. И вот слеза упала ей на руку, потом вторая. Изабелла вздрогнула и с трудом сдержала стон, так больно сжалось ее сердце. Эта мужская горестная слеза сказала ей больше, чем все слова о любви, и ударила в душу больнее, чем все действия. Но она обязана была смолчать, ибо не любила его!
Слеза любви дона Себастьяна медленно остывала на ладони прекрасной француженки словно безмолвное свидетельство, как порой любовь может беспощадно ранить! Она не двигалась, а дон Себастьян с горечью понимал, что, увы, кроме мягкой дружеской ласки, порожденной одной только жалостью, французская графиня дю Трамбле ничего не подарит ему! Ничего!
Он мог бы попытаться завоевать ее сердце и мог смутно надеяться, что у него получится это сделать, ибо Изабелла понимала его, утешала, признавала в нем доброго, храброго и мужественного человека! Может быть, она со временем полюбила бы его, но времени настаивать у дона Себастьяна не было.
Злая судьба отказала ему и в этом!
[1] Иньего Лопес де Мендоса. Пер. с исп. Романов А.
Глава 31 Отчаянье и надежда
Изабелла вскочила и села в кровати, в панике не понимая, где это она находится. Невзирая на ночную жару, от страха на ее теле выступил холодный пот.
-Что это там!?- воскликнула она, вглядываясь в ночную темноту. Странный желтый отсвет лежал на персидском ковре у ее роскошной кровати с балдахином, не похожий ни на рассеянный свет луны, ни на яркие дрожащие всполохи факелов, что всегда горели в зеленом садике под ее окнами. При этом звуки сражения угадывались в жаркой темноте, смешивались с легкомысленным журчанием воды в фонтане.