-Мой красавчик мушкетер просил передать вам, что через час после начала бала вас будут ждать у Зеленой гардеробной. Не опоздайте, дорогая, пригласившее вас лицо не любит ждать!
-Кто будет меня ждать?
-Если вы все – таки опоздаете, на меня рассердится мой мушкетер. А я не хочу ссориться с ним, он - такой милашка!
С этими словами г-жа де Аво упорхнула.
В эту минуту высокие двери распахнулись, открывая собранию Парадную залу дворца - в зеркалах отражались зажженные золотые люстры и живые цветы в вазах у трона, к которому вели три ступени, покрытые малиновым бархатом. Толпа, радостная и нетерпеливая, с гудением устремилась в зал. Короля Людовика еще не было, как и кардинала Ришелье. Только господин де Кавуа, капитан личной гвардии первого министра короля, стоял на покрытых ковром ступенях, что вели к обитому бархатом креслу Его Величества. Придворные так привыкли к началу этой церемонии, что обращали внимание на г-на де Кавуа не более чем на перекрещенные позади него штандарты с лилиями французского королевства. У обоих дверей залы стояли в карауле мушкетеры в голубых плащах и гвардейцы кардинала в алых. Один из них объявил о выходе короля.
-Ах, как он хорош! - восторженно зашептала какая-то дама рядом с Джулией.- Его величество человек необыкновенный! Ах, какой у него царственный взгляд, а гордая посадка его головы просто восхитительна, не правда ли?!
Король задумчиво, не зная обо всех этих восторженных разговорах, опустился в свое кресло, поставив одну ногу на алую бархатную подушечку, вышитую золотыми нитями. Собрание сразу же стихло, пожирая глазами Его величество и не обращая внимания на высокую худую фигуру его Высокопреосвященства, красной тенью замершую позади французского монарха.
-По-видимому, его Величество опять скучает, - опять прошептал кто- то за спиной Жули. - Ах, как же можно скучать в Лувре! Здесь столько всего интересного, верно я говорю!
Король Людовик и впрямь выглядел сегодня необычайно огорченным и недовольным. Он, морщась, все поглядывал в сторону двери, откуда должна была появиться его дражайшая половина, и только иногда с каким-то непередаваемым выражением лица украдкой косился на кардинала Ришелье - бледного, строгого, бесстрастного, будто неживого.
Королева Франции Анна Австрийская вызвала, по обыкновению, у собрания возглас восторга. K ее прекрасному лицу, с округлым подбородком и изумительной формой губ в виде сердечка, великолепно шло светло - зеленое атласное платье с белоснежной нижней юбкой, заколотой по бокам причудливыми атласными бантами с жемчужинами в центре. Такие же банты красовались на лифе нового платья и - дамы вытянули шеи, чтобы хорошенько рассмотреть нововведение! - на рукавах таких чрезвычайно коротких, что позволяли видеть изумительной красоты руки королевы. Кружева лучших мастериц украшали точеную головку Ее величества.
-Ах, как красивы эти новые рукавчики! - зашептались дамы с завистью. - Как это все - таки смело!
Джулия тоже прикинула на себя новый фасон платья - ей он пойдет чрезвычайно, особенно если сделать отвороты из кружев еще короче, чем были на королеве Анне!
-Как же можно иметь несчастный вид, когда у тебя такой великолепный супруг? - опять зашептала какая-то дама рядом с Джулией. Она так вертелась, что г-н де Кавуа уже дважды бросал в ряды фрейлин грозные, предупреждающие взгляды.
Начался королевский прием. Его величество с сумрачным выражением лица принял говорливых послов королевства Неаполитанского, выслушал их заверения в дружбе, неохотно произнес несколько слов, и подал, наконец, сигнал к началу бала. Приглашенные оживились. Первыми вышли в круг танца король с супругой коннетабля, затем ее Величество с герцогом Орлеанским. Король Людовик любил танцы, отлично знал их, и, как положено королю, двигался ловчее всех, изящнее, легче, чем заслуживал аплодисменты после каждой новой замысловатой фигуры.
Кардинал Ришелье все это время глядел на королеву своими глазами дикой кошки. Говорили, что, может быть, или даже, скорее всего, его Высокопреосвященство... влюблен в красавицу - королеву. Вроде бы королева Анна на его неловкие признания просто указала Великому кардиналу на дверь, чем вызвала его яростный гнев, тем страшный, что он был затаен! Но чего не знаем точно, за то и не ручаемся! Впрочем, и придворные отваживались говорить на эту скользкую тему только загадочным шепотом.