-О, нет!
-Вам тяжело меня слушать? Или вы настолько часто выслушиваете подобные откровения, что они вам приелись, стали тягостной обязанностью?
Изабелла тряхнула головой и до боли сжала поводья своей смирной лошадки, нога в ногу идущей рядом с могучим черным конем мушкетера.
-Простите меня, если мой возглас возмущения расстроил вас, сударь! Но я никак не могу согласиться, что всем все равно, что с вами происходит! Это не так, поверьте мне. Есть люди, которые не смогут дальше жить, если с вами что-то случиться....
-Когда вокруг много людей, того человека, кому можно все рассказать в самые тяжелые минуты жизни, увы, как раз и нет!
-Я понимаю, что вы хотите сказать!
-Да неужели?
-Это страшно, когда все дышат в едином восторженном порыве, а ты, стоя рядом, испытываешь совсем другое чувство!
-С вами, по-видимому, тоже бывает так?
-Да, бывает! И с вами бывает, потому что вы другой, чем окружающие, поэтому, мне кажется, вам так тяжело!
-Вот уж я никогда так не удивлялся, сударыня! - он покачал головой. - Я, право, никак не мог ожидать, что именно с вами мы будем вести столь занимательные беседы! Я чрезвычайно удивлен, но не только тому, что, похоже, ваше сердце затмевает ваш внешний вид светской дамы. Но и тому, что я умудрился обсуждать самые сокровенные свои чувства именно с вами, фрейлиной Ее величества, дочерью его светлости графа дю Трамбле. Я ведь даже с друзьями не веду такие беседы...
-Иными словами, я - плохой собеседник?
-Напротив! - он нахмурился и покачал головой. - Напротив, и это для меня очень ...
Он вдруг замолчал и выпрямился. Они как раз проезжали мимо причудливо изукрашенных лавочек стеклодувов - над дубовыми дверьми висели витиеватые, разноцветного стекла фонари, которые сейчас вдруг бросили резкую тень на лицо молодого графа.
-Что-то я сегодня слишком разговорился.., - продолжил де Силлек через некоторое время совсем другим, очень сдержанным тоном. - Мне не следовало обременять вас моими личными переживаниями.
-Это я молчалива...
Копыта их лошадей, идущих рядом, громко цокали по мостовой. Лиловый вечер, приносивший запахи жасмина из палисадников, казался прирученной птицей, которая столь свежа, близка и добра, что незачем боятся ее необъятных пушистых крыл.
Де Порто нагнал друзей и поехал рядом с Изабеллой. Он был необычайно возбужден.
-Г-жа графиня, вы слышали, что сказал барон дю Вален?
-Ах, это вы! Что такое, г-н де Порто?
-Оказывается, вчера у Его Величества сменился духовник, а мы и не знали! А вы знали?
-Нет, г-н де Порто.
-Им стал иезуит отец Арну! С чего бы это его поменяли, как вы думаете, Арман? И почему об этом молчал г-н де Тревиль? Может быть, капитан и сам не знал, а? Тогда почему его величество... Постойте, вас что, не поразила моя новость? Господа, что вы все смотрите друг на друга, как немые? Или вы не хотите слушать меня?
-Мы слушаем вас, Исаак! - сказал де Силлек, переглянувшись с Изабеллой.
-Я заметил, что вы оба сегодня какие-то грустные! Я мигом вас развеселю! Знаете, что я вам хочу рассказать? Как-то наш де Дромоль придумал несколько эпиграмм на дворян, которые по странному стечению обстоятельств уже погибли на дуэлях, и довольно удачно прочитал их у де Тревиля. После этого де Дромоль обратился к де Бержераку, который, как вы знаете, замечательно сочиняет эти ваши стишки, с просьбой сочинить что- то подобное! Де Бержерак отвечал: "Увы, мне нечего вам прочесть: все мои знакомые еще живы". Умора, верно?
Изабелла и де Силлек улыбнулись. С де Порто им было легко - человек необидчивый, жизнерадостный, он сам спрашивал собеседника, сам отвечал на свои вопросы, живо, с юмором, ни в коем случае не допуская неловких пауз или мучительных тем. Наверно, такой собеседник и нужен был Изабелле, которая боялась молвить резкое слово или совершить еще какой- нибудь просчет рядом с графом де Силлек. Она не догадывалась, что эта ее душевная деликатность и составляла одно из главных ее преимуществ, забыла, что и друзья, и родители, и Джулия ценили как раз способность графини искренне помочь, поддержать, ободрить!