Не колеблясь ни минуты, Дик достал тонкий канат с якорем-кошкой на конце, зацепился за одну из крыш, затем опустил аэростат почти до самой земли и ловко выпрыгнул из него. Оставив неуправляемый дирижабль подниматься вверх насколько позволял канат, репортер смело ринулся в гущу событий. Всегда и всюду чувствовавший себя в своей тарелке, газетчик непринужденно поздоровался с собравшимися:
— Всем привет, джентльмены! Спасибо за теплый прием… Завтра вы получите подробную информацию на роскошных страницах иллюстрированной газеты. Хотите этого? Тогда поработаем вместе!
Его слова вызвали в толпе хохот. Забыв на минуту о своей разрушительной деятельности, бунтовщики ответили криками:
— Это точно!.. Поработаем… потрудимся на заводе-отравителе старины Шарка![11]
Завод-отравитель! Это слово стало зацепкой, за нее и ухватился репортер. Он так и стал сыпать вопросами:
— Вы жалуетесь на отравления?.. Почему?.. Как…
Рыжеволосый гигант, измазанный бычьей кровью, с севшим от виски голосом, перебил его:
— Вы действительно хотите знать?.. Хорошо!.. И сообщите всем, как здесь с нами обращаются. Старина Шарк использует нас на своем мясном заводе. И имечко у него подходящее! Мы — это пятьдесят тысяч человек, которым он дает жилье и еду… Дрянное жилье и еще более дрянную еду.
— Однако марка его консервов самая распространенная в мире.
— Ну да! Проклятые консервы! Настоящая тухлятина, сэр!.. Сейчас мы вам докажем. Правда, мы долго довольствовались ими, но нас к этому принуждали. Позавчера мы узнали, что в чан, где варилось десять тысяч фунтов мяса, упал человек…[12]
Труп так и остался там. Потом он попал на разделочную доску, и его порубили на мелкие кусочки… мясо, кости, одежду… Все это разложили по консервным банкам. Каково? По-вашему, этот жуткий случай — не причина для возмущения? Неужели вы не признаете, что наш протест, даже бунт, вполне оправдан?
Не переставая торопливо делать в блокноте короткие пометки, репортер ответил:
— Действительно мерзко!.. Но, по крайней мере, ваш протест заставит задуматься мистера Шарка.
— Его-то?! Ха! Вы не знаете Мясного Короля. То, что происходит здесь, пустяки! Он бы только посмеялся. Ведь мы заперты на этом заводе, и половина дневной смены — двенадцать тысяч человек — все еще работают на него! Но посмотрите вон туда! Видите впереди огонь и дым? Там происходит настоящее восстание… и оно дорого обойдется мистеру Шарку.
— Мне необходимо туда попасть.
— Отсюда невозможно выбраться.
— Но есть дирижабль…
— Ах!.. Сэр… какое несчастье!.. Смотрите!
Крики вперемежку со взрывами хохота на какое-то время заглушили шум восстания. Причиной тому стал аэростат. По странной случайности канат оборвался, освобожденный от пут дирижабль взмыл вверх, а якорь, прикрепленный к одной из крыш, с бряцаньем упал на мостовую.
— Счастливого пути! — невозмутимо сказал журналист. — Но я все равно доберусь до бунтовщиков!
— Здесь стена в сорок пять футов[13] высотой, и ворота забаррикадированы.
— При помощи якоря и каната я преодолею вашу проклятую стену! И немедленно!
Смотав канат и взвалив на плечи якорь, Дик добавил:
— Вы проведете меня через эти улицы, здания, железнодорожные пути?.. Я боюсь заблудиться.
— All right! — коротко рубанул гигант.
Добрых десять минут они пробирались через гудящую толпу и наконец оказались перед огромной стеной, серой и гладкой, как скала.
— Попробуйте перебраться здесь! — посоветовал проводник Дику.
— Прекрасно!.. Огромное спасибо! Жму руку, и до встречи!
— До свиданья, сэр. Желаю удачи!
Не теряя времени, журналист размотал канат и закинул якорь, который с первой же попытки зацепился за край стены. Подтягиваясь при помощи рук и ног, Дик, как заправский гимнаст, полез вверх. Забравшись на самый край, он перекинул канат на другую сторону ограды и быстро соскользнул вниз.
Перед ним раскинулось сплетение железнодорожных путей, забитых вагонами, где ревели и хрюкали тысячи и тысячи быков и свиней. Никем не охраняемые, непомерно длинные составы растянулись на сотни метров. Вдруг отчаянно вопящая толпа ринулась к ним с факелами и принялась крушить вагоны. Неподалеку уже горели несколько поездов, распространяя вокруг отвратительный запах гудрона и жареного мяса.
С записной книжкой в руке и фотоаппаратом наготове, репортер смешался с погромщиками.
«Настоящий бунт… — подумал он. — Но отнюдь не стихийный! Я не раз наблюдал подобные выступления, и у меня слишком большой опыт, чтобы сразу не заметить профессиональную организацию восстания и руку провокаторов. Ох уж эти народные агитаторы!»
Между тем многотысячная толпа мужчин, женщин и даже детей в необычайном исступлении громила вагоны. Действиями их явно руководили вожаки и подстрекатели, неизменные участники любой забастовки.
Слившись с самого начала с бунтовщиками, Дик вскоре оказался перед гигантским составом, двадцать четыре вагона которого по странной случайности еще не были раскорежены.
— By jove![14] Ходячий бифштекс! — прокричал кто-то. Сотня разъяренных зубоскалов подхватила:
— И ромштекс!.. И филе!.. И ветчина!
— Свежее мясо!.. Мы его никогда не ели! Оно не отравлено Акулой!
Было ли это безумием разгоряченной толпы или голодным бунтом? Праведным гневом или искусно разжигаемой подстрекателями ненавистью? Неизвестно. Ясно было одно: эти люди пришли в дикую ярость.
Крики становились все громче и громче, перейдя наконец в жуткий, воистину дьявольский вопль:
— На мясо их! На мясо!
Из карманов выхвачены ножи. В сжатых кулаках сверкнула освобожденная от ножен сталь. Беснующиеся люди со всех сторон ринулись к вагонам, где в клетках содержался скот. Сотни рук вцепились в решетки, со скрипом отворились двери… В мгновенье ока схваченные за рога, ноги и хвосты быки были изрезаны на части. Отчаянно сопротивлявшихся свиней постигла та же участь: повалив на землю, им вспороли животы, выпустили кровь и разрезали на куски. Это была жуткая картина: опьяненные резней люди и полумертвые животные, пытавшиеся подняться на ноги и сбросить с себя убийц, а затем все же валившиеся в лужи крови.
Какое зрелище для жаждущего сенсации репортера! Какое обилие впечатлений!
В то время как одни резали скот, другие громили вагоны. Разбросанные повсюду обломки становились очагами внезапно возникавших быстро растущих костров. Облитые гудроном щиты, доски и бревна загорались как солома, распространяя вокруг себя клубы черного зловонного дыма. Такова была неповторимая по дикости сцена, которую репортер пытался запечатлеть на фотопленке.
Пока Дик записывал и фотографировал, к его персоне начали проявлять интерес. Мало-помалу люди принялись спрашивать друг у друга, кто этот элегантно одетый незнакомец в белоснежной рубашке и что он делает в нищем районе. Бунтовщики не видели, как он прилетел на воздушном шаре, а ремесло журналиста было им явно незнакомо. На Дика смотрели с недоверием, которое очень скоро переросло во враждебность. Репортер же, целиком поглощенный работой, ничего не подозревал. Впрочем, сама профессия обеспечивала ему полную безопасность, особенно в Америке, где газетчики — баловни общества.
Пока мясо, потрескивая, жарилось на костре, Дика окружили люди, и один из бунтарей бесцеремонно и грубо спросил:
— Эй! А вы кто такой? Что здесь делаете?
— Сотрудник газеты «Инстентейньес».
— Это еще нужно проверить… Скорее, вы шпионите за нами!
— Повторяю: я — сотрудник «Инстентейньес», а не шпион.
— Тогда докажите!
— Это несложно: у меня есть удостоверение личности с фотографией, редакторское удостоверение, пропуск журналиста…
— Валяйте, показывайте!
Дик порылся во внутреннем кармане пиджака, но ничего не нашел… Он полез в другой карман… в третий… Ничего! Репортер вновь принял беспечный вид: