Знаешь?— обрадовался Мантюш-Бабайкин.— Так говори скорее, я тебя внимательно слушаю.
Собаку надо пригласить из милиции. Она сначала бутылку понюхает, а потом всех нас. Вот и все!
Лихо придумано!— кивнул директор.— Только где собаку взять? Да и жаль, честно говоря, собаку. Если овчарке дать понюхать эту отраву — она и сама, того и гляди, «Шумел камыш» запоет. Да и нужно ли столько честных людей обижать подозрением из-за одного... Из-за одного...— нужного слова Леопард Самсонович так и не нашел.
Тогда не выдержал и я.
Не нужна собака!— закричал я.— Мне Билял Гиреевич, и Алишер тоже, рассказывали — они оба шофера... У автоинспекторов есть такой приборчик — индикатор называется... Дунет в него шофер, и тогда сразу видно — трезвый он или пьяный. Трубочка сразу зеленеет. Или — синеет. Точно не знаю...
Садись, Балтабаев!— остановил меня директор.— Собака и индикатор — хорошо, а где совесть того, кто опозорил нас? Пусть встанет и честно признается. Со своей стороны обещаю: тому, кто сознается, наказания не будет никакого. Довольно одного признания.
Зал молчал.
Зря от собаки отказывается,— с сожалением шепнул Самохвалов.
Шутишь, что ли?— сказал я.— Гляди, сколько тут народу. Сюда целую отару овчарок приводить надо.
Точно!— хохотнул Борька.— Надышатся из этой бутылки - и будет хор овчарок. Слышал, что директор сказал?
Понимаю,— подвел директор итог долгому и гнетущему молчанию.— Совесть у смельчака спит. Ладно, договоримся так: если еще хоть раз обнаружится такая гадость — закроем туалет. Так и знайте!..
Мы расходились по домам, обсуждая случившееся.
А может, это кто-то дразнит учителей и просто так подбрасывает пустые бутылки?— предположил Самохвалов.— Мало ли шутников?
Надо бы Сиропову рассказать,— предложил я.— Он ведь нам поручил тащить свежие факты и идеи. А эти бутылки в самый раз для его рубрики — «Можно ли об этом молчать?»
Самохвалов остановился и, схватившись за живот, стал хохотать.
—Ты чего это?— обиделся я.
—Я представил.... Представил...— с трудом выдавливал из себя Борька,— К-как ты в следующий раз... на стенд... х-ха... свою футболку повесишь. Со статьей...
—С какой статьей?
— Сироповской! И знаешь, как она будет называться?.. Щас... Ой, не могу... Слушай: «Шумел камыш в голове овчарки!». На всю футболку! По диа... диагонали... Ой, не могу...
Борька хохотал до самого дома. Уж больно его поющие псы развеселили. Сам придумал про хор овчарок — сам и хохочет. Вот чудак...
Как говорит Акрам — «Капитан сам себе приказ отдает».
Из Катта-Каравана я вернулся в пять вечера. День пролетел быстро. Мою футболку с заметкой о Замире Андрей Никитенко сразу же сфотографировал, и уже через два часа все желающие могли получить у Андрея копию. Замирка, и вправду, спасла Кису из огня. Оказывается, Ханифа-апа поставила в сарайчике электроплитку — ей показалось, что Киса простудилась — и ушла на базар. Ну, а Киса, конечно же, не смекнула, что плитка несъедобная, а всего лишь согревает ей жилплощадь — ткнулась было губами, дернулась и перевернула плитку. Хорошо — Замирка мимо проходила и дым увидела.
Но главное, Андрей дал мне «Остров сокровищ» — ту самую развалюху, обидевшую Кэт Суровцеву. Книгу я и прихватил с собой в Ташкент...
У подъезда маячил не на шутку чем-то встревоженный Самохвалов. Он сразу же побежал мне навстречу.
Наконец-то!— обрадованно сказал он.
Случилось что-нибудь?— догадался я. Борька потянул меня за рукав и пообещал:
Пошли со мной, сейчас ахнешь!
Дорогой я заподозрил неладное. Самохвалов явно вел меня к тиру дяди Сидора Щипахина. Я еще не забыл, как он пригрозил Борьке, что однажды заменит мишени мной.
Самохвалов привел меня в зал игровых автоматов — он расположился рядышком с тиром. Гудели автоматы. Стрелки и гонщики, летчики и подводники вели бой со скоростью и с врагом. Но Борис потащил меня в сторону от них к большущему ящику, на дне которого беспорядочно лежали всевозможные предметы — мыло, зубная паста, духи, мелкие игрушки, зажигалки, сигареты... Сверху, по рельсам, двигался кран с опущенным вниз крюком. Ловкий игрок, изловчившись, мог вовремя нажать кнопку, и тогда крюк стремглав падал вниз, сгребал то, что оказывалось под ним, и относил добычу в лоток, откуда она скатывалась к игроку.
Растопыренная слепая пятерня крюка редко приносила игроку удачу, чаще — промахивалась — мимо облюбованной добычи. Пятерня двигалась на сухощавой руке троса. «Наверное, это и есть знаменитый «однорукий бандит»,— подумал я, вспомнив случайно увиденный по телевизору сюжет про то, как в каком-то городе обманщиков Лас-Вегасе гангстеры ловко надувают охотников за призраками. Может, я и ошибался, но этот вот хитрый кран с алчной пятерней живо напоминал неизвестного мне однорукого бандита...
Гляди сюда!— показал Борька в самый угол ящика. Я не поверил глазам. В самом малозаметном и неудобном для охоты месте из-под вороха мелких призов выглядывало жерло сувенирной бутылочки. Точно такой же, как и те девять из дипломата директора школы.
Понятно теперь?— зашептал Борька.— Вот они откуда! — в нем ликовали сейчас сразу трое — Шерлок Холмс, Мегрэ и Штирлиц вместе взятые...
Глупости!— ответил я.— С чего ты выдумал? Мало ли где можно найти точно такие же?!
А вот и мало!— торжествовал Самохвалов.— Я уже обо всем расспросил Хурсанда-бобо. Не веришь — идем к нему!— и Борька поволок меня к окошечку, за которым чинно восседал, кутаясь в цветастый халат, Хурсанд-бобо — веселый старик с жидкой рыжей бороденкой и вечно смеющимися глазами. Хурсанд-бобо получал у посетителей зала бумажные деньги и, словно бревна, мигом разрубал их на пятнадцатикопеечные поленья,— ведь его автоматы работали только на таком топливе.
Борька сунул голову в окошечко и сказал:
—Хурсанд-бобо, Володька мне не верит... Вы скажите ему сами — сколько у вас таких бутылок?
Старик засмеялся, потуже запахнул полы халата.
—Еще один пришел? Тоже хочешь коньяк выиграть? Попробуй... Попробуй...
Хурсанд-бобо, мы не об этом!— взмолился Самохвалов.— Вы же сами говорили, будто эта бутылка, что сейчас лежит в автомате, у вас уже десятая.
Десятая,— подтвердил Хурсанд-бобо.— И последняя, к сожалению. Остальные вытащили.
—Кто вытащил?— спросил я.— Ночью?
Какой там ночью? Днем...— Хурсанд-бобо вздохнул:— Счастливчики вытащили... Железное терпение...
Наверное, вам это большой убыток?— посочувствовал я.— Она дорогая, да?
Пять рублей,— сказал Хурсанд-бобо.— Зато пока вытаскивали — все восемь мелочью туда побросали. Если не десять... Теория вероятности называется,— заключил старик.— Наука эта, оказывается, на меня работает, в убытке остаться не дает.
Какая, какая теория?— насторожился Самохвалов.— Откуда вы такую взяли? Что она тут у вас делает?
Хурсанд-бобо заметно расцвел. Приятно ведь — школьников поучать, бить соперника на его же стадионе.
—Учиться надо хорошо — тогда знать будешь!— назидательно произнес Хурсанд-бобо. И повторил с удовольствием:— Теория вероятности!
Мы такую не проходили,— вздохнул Борька.
А мне про нее эти... счастливчики рассказали.
Которые за восемь рублей пятирублевый приз выиграли?— вмешался я.
Они самые — подтвердил Хурсанд-бобо.— Двое их приходило. Очень сильно ученые ребята. Все на свете знают.
Большие?
Да побольше вас. Школу, наверное, уже кончают.
Я же говорил — это в десятом проходят, не раньше,— обрадовался Самохвалов. Ему было явно неловко перед Хурсанд-бобо за незнание какой-то там теории.
— Они мне все объяснили,— охотно рассказывал Хурсанд-бобо.— Есть, говорят, такая наука — теория относительности. Айнштейн придумал. Оказывается, если один раз повезет, то в другой — проиграешь. Или, к примеру, как в старину было? Четыре жены берешь — две попадаются добрые, а две не очень. Теория! Большая наука! — с уважением повторил старик.— Айнштейн придумал.