Вот это класс!— не выдержал Борька.— Подарок века! Нарочно не придумаешь. Это ж почем конфеты получатся?
Смотря сколько коробок купят,— деловито рассудила Марта.
Ну, штук двадцать, не больше,— решил за Суровцевых Самохвалов.
— По двадцать рублей,— выдала ответ Марта.— Примерно, конечно. Вообще-то не знаю, я в Москве не покупала.
— Ничего себе!— присвистнул Борька.— Да за такую цену конфету и в рот-то страшно взять. Это все равно что золотой ложкой манную кашу рубать.
—Вот-вот!— усмехнулся я.— Скажи еще — лакать газировку из бриллиантового стакана.
Марта пожала плечами:
—Ничего не понимаю. Ведь завтра у нас уроки, их-то никто не отменял. Что же, ребята, получается? Мы с вами... будем... будем...
—...Двойки получать!— встрял Самохвалов.
—А Катя... а Катя...— продолжила Марта, не протестуя против Борькиного уточнения...— а она будет в это время зефир в шоколаде уминать и Москвой любоваться?
Борька криво усмехнулся:
Ты за Кэт не шибко убивайся. Вот увидишь — еще и справку принесет, что была целых два дня неизлечимо больна. Не волнуйся, мама ей и не такую добудет. Помнишь, как она тогда от физры отмазалась?
Еще бы...— вздохнула Марта.— Зато кроссовки не забыла надеть. Адидасовские...
Зефир в шоколаде? Да прямиком из Москвы? Да с авиабилетами в столицу!?.. Мой изрядно потрепанный Стивенсон, побывавший в десятках рук и под ногами Катьки Суровцевой, конечно же, не мог бы составить конкуренцию такому ханскому подарку. Но если учесть, что я и не собирался удивлять Суровцеву, мощная конкуренция со стороны Динэра Петровича не особо огорчала меня. Другое дело, что однодневные московские гастроли Катьки Суровцевой лишат меня возможности вручить ей истерзанную ею же книгу завтра, когда мы будем поздравлять девочек. Ну и положеньице! Хоть беги немедленно к Кэт, чтобы успеть со своим «Островом сокровищ» до того, как они с мамой уедут в аэропорт.
Из школы мы с Борькой шли молча, каждый думая о своем. Но оказалось, что каждое «свое» было общей думой. Оба мы размышляли о том, как отнять у Кэт двадцать коробок зефира в шоколаде.
—Двадцать коробок!— зло процедил Самохвалов.— Это сколько ребят в Москве из-за одной Катьки останутся без зефира в шоколаде?!
—Ровно двадцать и останутся,— уточнил я.— А может, и не останутся. В Москве этого зефира знаешь сколько в день делают? Двадцать миллионов коробок.
Скажешь тоже — двадцать миллионов!— передразнил меня Борька. — Там и жителей-то столько нет.
Ну и что!— не сдавался я.— А приезжие? Зефир любой купит.
Любой не купит,— с ехидцей заменил Борька.— Или, может, ты тоже в Москву летишь?
Мы решили отдать Катьке диктофон. Борька вынес диктофон из дому и приказал тотчас увязавшемуся за ним Пирамидону:
—Взять!.. Взять, Пирамидон!
Пирамидон схватил зубами ручку диктофона и, счастливо виляя хвостом, побежал за нами. Мы вошли в подъезд Суровцевых и поднялись к их двери. На наш звонок вышла Кэт. Увидев нас, поджала губы, глянула исподлобья:
—Чего надо? Я вас, кажется, не приглашала...
Самохвалов оглянулся, посвистел и шепнул:
Пирамидон, груз!..— и тотчас же из-за шахты лифта к нам выбежал добродушный пудель, бережно неся в зубах диктофон. Борька наклонился к Пирамидону, взял диктофон и протянул его Кэт.
Держи, а то еще скажешь, что мы у тебя стащили.
Про кассету скажи,— напомнил я.— Чуть не забыл... Кассету мы тебе послезавтра вернем, ладно?
— Что за новости?— насупилась Кэт.
Перепишем только. Там у нас кое-что записано... Ладно? Ты же все равно завтра уезжаешь, нам Ромка сказал...
Да вот, уезжаю!— с вызовом подтвердила Кэт.— А что, завидки берут? Тоже зефира в шоколаде захотели?
Сдался нам твой зефир!— угрюмо уронил Борька.— Я, может, его в телевизоре видал. В белых кроссовках...
Зави-и-дуете!— насмешливо протянула Суровцева.— А завидовать не надо. Восьмого все равно не учимся. Можете тоже купить в Москву билетики и в гастроном на Кутузовский проспект слетать. Давайте-давайте!— дразнилась она.— Купите билетики. На мой самолет, вместе и полетим.
Катя хотела было захлопнуть дверь, но Борька успел выкрикнуть:
—Купим! Купим билет! Ты только скажи — а какой у тебя самолет?
С крыльями, а что?— засмеялась Кэт.
Рейс, говорю, какой?
—Ах, тебе рейс? Не веришь, что у меня билет есть? Хорошо, сейчас принесу, погодите.
Она скрылась в комнате и вскоре вынесла авиабилет и торжественно показала нам:
—Вот, если не верите. Рейс завтра, в одиннадцать утра.— И она помахала билетом перед нашими носами, прибавив: — Учитесь делать подарки дамам! Это вам не псину какую-нибудь к пальту пришивать!— и Суровцева, изловчившись, поддела ногой Пирамидона.
—Не трожь!— пригрозил Борька.
—Это — во-первых!— поспешил добавить я.— А во-вторых, Пирамидон — не псина, а благородных кровей интеллигентный пудель! В-третьих, не к пальту, а...
Дослушивать Суровцева не стала — треснула дверью, оставив нас наедине с верным дательным падежом несклоняемого слова «пальто».
Нам ничего не оставалось, как спуститься вниз.
—Надо что-то делать!— разозлился вдруг Самохвалов.
Я засмеялся:
—Да ты, гляжу, фантаст! Что придумаешь, если у нее в кармане законный билет? И погода отличная. Впрочем...— я усмехнулся,— если можешь — пошли телеграмму товарищу богу и закажи на завтра густой туман.
Скажи еще — телефонограмму!— кивнул Борька.— Как твой Динэр Петрович.
Уж он-то, если надо, и туман бы достал. И град тоже. И сель с лавиной...
—В шоколаде!— захохотал Борька.
—Ладно трепаться,— вздохнул я.— Пошли уроки делать. Утро вечера мудренее, а нам с тобой еще заметку надо накатать для Сиропова. Не забыл, мистер Игрек?
—А может, не стоит?— покосился Борька.— Чего мы будем этому... этому зефиру в шоколаде рекламу делать? Нам потом со всего города покупатели снесут купленные ими «мухоморы». Засмеют ведь нас с тобой.
А что же делать?— спросил я.— Надо было тогда сразу отказаться.
Да кто же знал, что такое будет... Что продавать — одно, а фотографировать — другое...
А давай Сиропову утром кассету прокрутим!— предложил я.
—Но ведь мы отдали диктофон,— напомнил Борька.
— Ерунда!— успокоил я Самохвалова.— В редакции два магнитофона, я сам видел. Давай позвоним Сиропову и спросим.
Мы забежали ко мне, набрали номер Сиропова, и я рассказал ему обо всем, что было в магазине, а заключил предложением послушать кассету.
Ну и молодцы вы у меня, Игреки!— пророкотал в трубку Сиропов.— Значит, весь спектакль незаметно записали? Молодцы-ы!
Так уж получилось...— скромно подтвердил я.— Это не я, это Борька догадался включить.
Хвалю! Голова работает! Но ничего, братцы-кролики, не получится. Утром я на пару деньков улетаю в Карши. Два ящика саженцев с собой везу. Там дельце громадное разворачивается. Целая операция. Сад целинникам хотим подарить. Пионерский сад. Ящики уже в порту, их только погрузить в самолет — и, как говорится, айда-пошел!
И тут у меня мелькнула одна идея, и я спросил:
—А нас с собой возьмете?
В Карши?— удивился Сиропов.— Я бы с удовольствием.
Да не в Карши!— заторопился объяснять я.— В аэропорт. Вам же тяжело будет одному с ящиками управляться, вот мы с Борькой и поможем. Хотите?
А вот это — добро пожаловать!— обрадовался Сиропов.— Давайте, Игреки, приезжайте. К десяти... Встречаемся у справки.
Нет, никакого плана действия у меня не было. Да и откуда ему было взяться?.. Но когда Олег Сиропов заикнулся о том, что едет в аэропорт, я сразу же решил, что нам с Борькой следует напроситься в провожатые. Авось, что-нибудь придумается...
Как бы там ни было, ровно в половине десятого мы сидели в маршрутке, которая везла нас в аэропорт. К справочному бюро мы успели раньше Сиропова, до десяти оставалось минуты четыре.