Давай узнаем Катькин номер рейса,— предложил Борька.
Она ведь сказала, что улетает в одиннадцать,— напомнил я.
Дежурная сразу же ответила нам, а заодно сообщила, что регистрация билетов этого рейса — с шестой стойки.
Тут появился Сиропов.
Старики, привет!— воскликнул он.— Вы уже здесь? Молодцом! Хвалю за оперативность. Ну, пошли, — и он повел нас извилистыми лестницами и коридорами в какое-то сырое полутемное помещение, где стояли два довольно больших ящика.
Видали?— показал Сиропов.— Саженцы. Они здесь еще со вчерашнего дня. Подарок ташкентских юннатов. Ну, взялись, что ли? Пойдемте, я уже обо всем, заранее договорился, нас пропустят.
Мы подняли ящик. Нести его втроем было совсем не тяжело, да и самолет стоял в ста метрах. Первым по лесенке ЯК-40 поднимался Сиропов, а мы с Борькой придерживали ящик сзади. Погрузив первый ящик, мы заторопились за вторым. До посадки Сиропову оставался целый час и мы вернулись в здание аэровокзала.
—Надо перекусить в буфете,— сказал Сиропов.— Я дома не успел. Идемте вместе, угощаю.
В буфете Сиропов взял вареные яйца и три бутылки «Пепси-колы». Уже допивая свою бутылку, он сказал:
—Про кассету, глядите, не забудьте. Я в пятницу вернусь, буду ждать.
Самохвалов полез в карман:
—Вот она, с собой.
Сиропов выхватил кассету из борькиной руки:
—С собой? Молодец, старичок! Давай, я ее прямо сейчас и возьму.— И, не дожидаясь ответа, он сунул кассету в карман.
Борька помялся и сказал виновато:
—Только... Мы ее вернуть обещали. Завтра.
—Ничего,— подмигнул Сиропов.— Не вернули сегодня — можно не возвращать и завтра. Потерпят и до пятницы. С голода не умрут.
Катя в Москву сегодня уезжает, а то бы вернули,— сказал я.
В Москву?— спросил Сиропов.— Это за какие такие заслуги?
Отец ей билет к празднику подарил, она зефир в шоколаде едет покупать.
Одна едет?
С мамой. У. них в одиннадцать рейс.
— В одиннадцать?!— оживился Сиропов.— Значит, они где-то здесь. Интересно, откуда регистрация?
—С шестой стойки,— сказал я.— А вам это зачем?
—А просто интересно. За эти дни вы этой Суровцевой мне все уши прожужжали. Интересно даже — что за Софи Лорен... Кстати, подписушку из магазина вы мне так и не принесли.
—Не успели мы,— замялся Борька.
—Не успели!..— добродушно передразнил его Сиропов.— Газета любит оперативность, темп. А вы соберетесь писать, когда магазин в другое место перенесут. Ладно, на первый раз прощаю. Репортаж я вчера вечером сдал в секретариат. Сам и написал.
—Сами?— удивился я.— Но... ведь... вы...
—Что — ведь?!— рассмеялся Сиропов.— Оперативность нужна, оперативность! Тут вам не до «ведь!»
Сиропов пошел относить буфетчику бутылки, и тут Борька Самохвалов жарко зашептал мне:
—Володь, я одну вещь придумал! Только ты помалкивай, ладно?
Я не успел спросить у Борьки, что именно забрело в его гостеприимную голову — вернулся Сиропов. Борька сказал, помявшись:
—Олег Васильевич, я не знаю... Может, стоит их предупредить?.. Одноклассница все-таки... Или не стоит?— Он с самым невинным видом уставился на Сиропова и тот, отпрянув, недоуменно попросил:
—Если можно — еще раз. И — понятнее.
—Понимаете...— замялся Борька.— Тут у меня знакомый летчик есть. Он тоже в Москву самолеты водит...
Борька умолк. Молчал и я, помня странную просьбу Самохвалова — не вмешиваться в разговор. Сиропов выжидающе глянул на Борьку и спросил насмешливо:
— И это все? Не густо.
—И ничего не все!— обиделся Борька.— Он со мной разговаривал, когда я у справочной стоял. Вас еще не было.
Ну, разговаривал...— не выдержал Сиропов.— Ну, у справочной.— Дальше-то что?
Спросил он у меня...— уронил Борька.—Спросил— не лечу ли я этим рейсом. Ну, на который Суровцевы билет взяли.
А что такое? Почему такой интерес именно к этому рейсу?
Он сказал, что не советует летать. Опасно для жизни. Лучше, говорит, сдать билет пока не поздно. Вот я и не знаю...
Сиропов мигом посерьезнел и оставил свой обычный насмешливый тон. Участливо и даже как-то испуганно спросил:
—А что случилось? Самолет неисправен?
Я тоже об этом сначала подумал...— Самохвалов, и глазом не моргнув, продолжал свое беззастенчивое вранье.
И что же тебе ответил летчик?— заторопил его Сиропов.
Он сказал, что не завидует экипажу и пассажирам. Говорит, синоптики обнаружили час назад небывалую грозу в горах. Как раз по маршруту. Такую грозу аксакалы «Аэрофлота» сто лет не помнят.
—Ну!— присвистнул Сиропов.
Борька между тем, продолжал набирать обороты. Его вранье явно переходило на реактивную тягу.
Летчик говорит,— увлекался Борька,— что решиться лететь в таких условиях могут только очень смелые люди. Говорит, что больно трудно удержать ручку управления, когда молния в самолет попадает.
В самолет?!— округлил глаза Сиропов.— Молния?! Думаешь, это до того серьезно?
—Еще бы!— кивнул Самохвалов с видом знатока.— В такую грозу молния страшно меткой становится, сама самолет находит.
Но ведь можно отложить рейс?— Сиропов пожал плечами.— Зачем лететь, если гроза на маршруте? Кончится гроза — и лети себе на здоровье.
Ничего не выйдет,— вздохнул Борька.— Я тоже так сказал знакомому летчику.
И что же?— Сиропов с тревогой глянул Борьке в глаза — будто это он, а не Суровцевы, сами того не ведая, бросал неразумный вызов небывалой в истории авиации стихии.
Летчик сказал, что они все равно полетят. Гроза эта, оказывается, какая-то особенная — она три дня полыхает, не меньше. Такая очень редко бывает. Сейчас она только разгорается. А командир корабля на собственную свадьбу опаздывает. Поэтому и решил рискнуть. А чтобы уговорить начальство выпустить самолет, он вызвался взять на борт ученых, которые грозы изучают. Он их над горами с парашютами сбросит — пусть изучают, как бороться самолетам с разъяренной стихией. Вот ему и разрешили рискнуть. В порядке исключения...
Рискнуть?!— прошептал Сиропов.— И это называется — рискнуть? А он спросил, что думают об этом его пассажиры? Спросил, спрашиваю?
Нет, конечно,— спокойно ответил Борька.— Иначе на борту спокойствия не будет. Никак нельзя такое говорить.
Где Суровцевы?— спросил Сиропов,— Надо их срочно предупредить. Это ж надо — так рисковать!
Может, не стоит им настроение портить?— хитро спросил Борька.— Как-никак за зефиром в шоколаде летят. Настроились уже, небось, на сладенькое...
Да о чем ты говоришь, старичок?!— напустился Сиропов на Борьку.— Какой зефир! Тут, глядишь, вместо зефира молнией полакомишься! И без всякого шоколада. Где шестая стойка?
А во-он она,— с готовностью показал Борька.— Рядышком с буфетом.
Катю с мамой мы с Борькой заметили уже давно — сразу как только Сиропов принес «Пепси-колу». Они стояли в очереди и ждали начала регистрации.
—А вон и Катя!— показал Сиропову Самохвалов.— Видите — в шапочке «Адидас»? Ах, бедняжка! Стоит себе и ничегошеньки не знает о грозе...
Глянув на часы, Сиропов устремился вперед, расталкивая пассажиров. А мы, поотстав, стали наблюдать издалека. Сиропов, ясное дело, сразу же забыл про нас. Отведя в сторону Кэт с мамой, Сиропов, размахивая руками, стал что-то горячо и быстро говорить им. Мама Суровцевой схватилась за сердце. Сиропов проводил ее до скамейки. Дрожащей рукой Суровцева-мама достала из кошелька билеты и паспорт и протянула их Сиропову, который, глянув на часы, тотчас же бросился в кассу.
—Сдавать понес!— вполголоса завопил Самохвалов.— Гляди — сдава-ать!
Мы стиснули друг другу руки. Вот удача! Кажется, двадцать коробок зефира спасены!
Взмыленный, весь взъерошенный Сиропов вернулся минут через пять и протянул Суровцевой деньги, а потом достал из кармана кассету и стал что-то объяснять, оглядываясь и явно пытаясь выхватить взглядом из толпы нас с Борькой. Суровцева-мама долго трясла руку Сиропова, а напоследок вытерла платком глаза, вконец умиленная добротой своего спасителя, имеющего, к счастью, своих людей в кругах, близких к метеорологии. Наконец Суровцевы прихватили по чемодану и помчались на улицу — ловить такси.