—Отвалится ведь!— спокойно сказал я, чтобы разом охладить воинственный пыл перваша, беспощадно наступавшего на трубу, ушедшую в глухую и пассивную оборону.
Резко вырвав руку и еще не остыв от атакующего пыла, кроха-каратист злобно выкрикнул, жалуясь на заледеневшую и уже заметно накренившуюся трубу:
— А что она... Она сама...
Впору было опешить от такой наглости. Послушать его — так это не он истязал трубу, а она сама приставала к беззащитным малышам и заслуживала того, чтобы ее связали и отнесли для разбора-дела в комиссию по делам несовершеннолетних.
Между тем, препираясь с малышами, я заметил, что с края крыши, неподалеку от того места, где начинала свой разбег эта злополучная труба, свисает громадная ржавая сосулька. Ее хищные клыки напоминали страшные зубы дракона, который в сказках издыхает, развалившись на высоком утесе или ветвях дерева, позволяя при этом смертельному яду преспокойно капать вниз — в ладони умирающих от жажды и ничего не подозревающих путников. Немного фантазии — и можно было представить, что дракон перекочевал с утеса на крышу школы. Еще легче было представить, что может произойти, если вся эта грозная ледяная челюсть или хотя бы один зуб сорвется с крыши, стальным штыком полетит вниз на беспечно резвящихся на катке малышей... Я сразу же утратил всякий интерес к трубе и каратисту.
—Гляди,— показал я Самохвалову на сосулище.— Упасть может.
—Может,— согласился Борька.
—Надо что-то делать,— сказал я.
—Предлагаешь лезть на крышу? Не-е. Запросто упадешь. Что потом маме скажешь?
Я вздохнул. Верно говорит Борька. Скользко. Да и мамам, похоже, про такой наш поход на крышу другие говорить будут...
—Вот бы палку такую...— размечтался Самохвалов.— Длинную-длинную. Сразу бы все посшибали.
—Палку?— усмехнулся я.— На три этажа. Это, если хочешь знать, целый тополь надо спилить, а потом его всей школой держать, чтобы лупить по сосулькам.
И тут меня осенило.
—Слушай, а ведь ты прав!— воскликнул я.— Действительно, нужна палка. И, знаешь, куда короче! Просто ею надо из окна третьего этажа шуровать. Что у вас там? Во-он, прямо под сосулькой. Да ее, вижу, из окна рукой схватить можно.
Сосулька свисала до половины верхнего окна и, ухватившись теплой ладонью за ее ледяное вымя, наверное можно было подоить всю заледеневшую крышу, как доили мы в поселке неприветливую корову по кличке Киса.
—Не получится,— тряхнул головой Борька.— Наталья Умаровна не разрешит окно открыть.
—Это кто?
—Зоологичка. Там ее кабинет.
—А почему не разрешит?
—Скелеты простудятся,— усмехнулся Самохвалов.— Она, знаешь, какая! Никого к своим сокровищам не подпускает на расстояние ближе вытянутой указки. На свои деньги пылесос купила и в кабинете держит. Каждый день со скелетов пыль сдувает, чтобы выглядели элегантно. А ты говоришь — окно открыть...
Слушая Борьку, я не сводил глаз с сосульки, которая, казалось, торжествовала от сознания собственной неуязвимости. «Знала, гадюка, где с крыши сползать»,— с ненавистью подумал я о сосульке. Похоже, только лассо или ружье могло помочь расправиться с нахалкой.
И тут мне в лоб угодил метко пущенный кем-то снежок. Наверное, сам великий Ньютон был меньше рад некогда рухнувшему ему на голову яблоку, чем я этому снежку — подсказчику. Потому что именно он и навел меня на мысль, как следует поступить с обнаглевшей сосулькой. Живо слепив снежок, я запустил им вверх. Испытательный полет моего снаряда протекал вяло. Земля тянула снежок к себе незримыми вожжами всемирного тяготения. Похоже, Ньютону, поневоле ставшему сейчас союзником сосульки, повезло в свое время с яблоком куда больше, чем мне. Оружие явно требовало усовершенствования.
—А запечём-ка в снежок начиночку!— подсказал Борька и, показывая пример, живо облепил снегом камушек.
—Гениально!— похвалил я, и Борька, размахнувшись, запустил снежком, который улетел далеко за крышу.
—Совсем другое дело! — просиял я и велел облепившим нас малышам немедленно приняться за изготовление снарядов. Себе и Борьке я отвел роль бомбардиров. Скоро проворные октябрята навалили у наших ног гору снежных ядер с каменной начинкой, и мы с удвоенным боевым пылом продолжили обстрел острозубого противника. Стрелять мы придумали залпом — оба сразу — сообразив, что двойное попадание снежком в пасть дракона скорее приведет к победе, и обезвреженная нами сосулька полетит вниз с долгим стеклянным криком... Но сосулька злила нас своим упорством, играючи отбивая тугие снежки — будто это всего лишь вялые теннисные шарики или холостые патроны.
Тут прозвенел звонок на урок. Ребятня стала покидать нас — правда, с явным сожалением. Бой с сосулькой пришелся им по душе. Рука у меня уже порядком устала. Оставался последний снежок. Размахнувшись, я что было сил запустил его в союзницу Ньютона, явно взявшего ее под свое августейшее покровительство и сделавшего неуязвимой. Я уже ни на что не надеялся. Но — чудо! Раздался долгожданный стеклянный звон! Впрочем, это было далеко не единственным чудом. Куда занятнее, что сама сосулька при этом преспокойно оставалась висеть на облюбованном ею месте.
—Что за чудеса?! — опешил было я, но тут из окна третьего этажа, со скрежетом отворившегося, высунулась женская голова и тотчас завертелась в поисках виновников ее беспокойства. Она, конечно же, сразу увидела нас с Самохваловым. И не мудрено.
Задрав головы, мы все еще силились сообразить — откуда звон.
Первым опомнился Самохвалов,
—Да мы ж окно разбили...— охнул он.
Борька оказался прав. Наталья Умаровна потрясала куском стекла, оставшегося лежать на жестяном козырьке, и кричала:
—Хулиганы! Что же вы натворили... Тут же... Тут же...
Казалось, сейчас она расплачется. Но вот она узнала Борьку.
—Твоя работа, Самохвалов?— вновь закричала Наталья Умаровна.— И это вместо того, чтобы учить уроки!.. И это в то время, когда твои героические современники бороздят просторы Вселенной! И это в то время...
Она еще долго продолжала бы свой назидательный и вполне заслуженный нами героический перечень, если бы, сложив ладони рупором, я не крикнул:
—Самохвалов не виноват. Это я разбил стекло.
—Ты кто такой!— с недоверием спросила учительница.
—Балтабаев.
—Из нашей школы?
—Новенький... Мы во-он ту сосульку сбить хотели. Чтобы на малышей не свалилась.
—Сосульку? Эту, что ли?..— и, высунув из окна указку, она толкнула сосульку толстым ее концом. Союзница Ньютона сразу же зашаталась и, отломившись от крыши, полетела вниз.
—Все что ли?— крикнула она. — Или остальные окна тоже надо спасать, пока не поздно?
—Больше не надо! — успокоил я.
—С Леопардом Самсонычем еще не познакомился?— сердито спросила она.
—Познакомился. Товарищ Мантюш-Бабайкин меня в восьмой «в» записал. К Самохвалову.
—Думаю, он с тобой еще не раз встретится!— сердито выпалила Наталья Умаровна.— Вот только попробуй сегодня же не починить окно, я тебя сама к нему отведу. Пусть подумает, нужен ли такой ученик классу «в», да и любому другому тоже!— И она с силой захлопнула раму и тотчас заставила разбитое окно зоологическим плакатом. С высоты третьего этажа на нас таращился скелет лягушки...
Мы переглянулись. Вот так дела! Еще и на уроке ни разу не был, а уже угодил в черный список.
—Не переживай! — вздохнул Борька - и сам вконец огорченный.— До второй смены у нас еще три часа. Достанем где-нибудь стекло. Вставим...
Я махнул рукой:
—Теперь уж помолчи лучше, стекольщик несчастный. Видал, как ловко она?.. Своей указкой... Я же говорил — давай к ней. А ты заладил свое: не пустит...скелеты простудятся.
Борька беспомощно развел руками, и мы поплелись домой — искать стекло. Сегодня, в первый мой школьный день в Ташкенте, анатомия стояла в расписании первой. А я, еще и не заявившись на уроки, рисковал заполучить репутацию человека, который бьет скелетам окна...