Ты не старшая, ты — мама,— виновато пробурчал Борька.
Неужели трудно вымыть посуду?— не унималась тетя Инна.— Мать целый день в театре, приходит еле живая. И вот — на тебе, родная мамулечка, подарочек: вместо того, чтобы прилечь отдохнуть — становись к раковине и драй усохшую грязь. А ну-ка, давай-ка, входи в образ!
Борька виновато надел мамин фартук и принялся мыть посуду. У его мамы именно это и называлось совсем по-театральному — «войти в образ». Хотя, если по справедливости, то сейчас у раковины с посудой должны были бы стоять, вместо Борьки, - Суровцев, Сиропов и Макс.
Неприятности из-за фотографии продолжились в школе. Марта Борисова сразу же торжественно сказала;
—Ребята, газета помогла нам открыть глаза на Самохвалова. Такого тимуровца проглядели! Предлагаю назначить Бориса Самохвалова Главным Тимуром нашего отряда. Кто «за»— прошу поднять руки.
Руки, конечно, подняли все, и напрасно Борька пытался доказать, что не получится из него Главного Тимура; рядовой — вот это другое дело.
Марта была непреклонна.
—Рядовых тимуровцев у нас навалом,— сказала она.— Нам нужен лидер. Мы давно его искали, а, оказывается, это ты. И не отпирайся, пожалуйста. Ты только начни, а остальные тебе помогут, вот увидишь.
Борька тяжко вздохнул. Наверное, в эту минуту он еще раз явственно услышал строгий мамин указ: «Давай-ка, входи в образ!»
Домой мы шли, как это делали теперь уже нередко, мимо зала игровых автоматов. На этот раз мы застали там удивившую нас картину. Хурсанд-бобо и дядя Сидор Щипахин из соседнего тира, вооружившись ломиком, разводным ключом и отверткой, возились у автомата «Кран».
—Ремонтируете?— спросил я.
— Демонтируем!— радостно сообщил дядя Сидор Щипахин.
Хурсанд-бобо, не в пример дяде Сидору Щипахину, никакого восторга в связи с избавлением от «Крана» не высказывал. Похоже, что лично ему он никаких особых неприятностей не доставлял.
—Это... в смысле... снимаете, что ли?— полюбопытствовал Борька.
Хурсанд-бобо кивнул, продолжая деловито откручивать гайку, крепившую к полу одну из четырех ножек «Крана», а дядя Сидор Щипахин с ликованием объяснил:
—Распоряжение сверху пришло — списать эту штуку в отставку ввиду ее страшной педагогической вредности! Очень опасный это автомат. Вся ваша школа против него письмо в контору накатала. Вот и демонтируем!
__ Куда ж теперь? В металлолом?
__ Ну да!— вздрогнул дядя Сидор Щипахин, и в его глазах заметались, как мошкара, знакомые нам с Борькой недобрые огоньки. — Найдем как-нибудь вещице применение. Вы бы лучше помогли, чем языком попусту чесать.
А что нужно делать?— спросил Борька.— В нем явно начинал просыпаться Главный Тимур класса. Пай-мальчик, похоже, решил как можно скорее войти в образ.
Погрузить надобно эту штуковину,— объяснил дядя Сидор Щипахин.— Ее с четырех углов поднимать следует, чтоб не побить.
У выхода из зала уже стояла знакомая всему нашему двору тележка. В ней дядя Сидор Щипахин свозил отовсюду свои находки – прямиком домой.
Кати сюда платформу!— деловито распорядился он, кивая в сторону тележки, и Борька, не мешкая, живо подкатил ее к «Крану», с ножек которого дядя Сидор Щипахин успел свинтить все четыре гаечных копыта. Мы осторожно поставили игровой автомат на тележку, и Сидор Щипахин, взявшись за ее ручку, счастливо выдохнул:
Ну, с богом!— и, легонько подтолкнув тележку, он, бережно выкатил ее из зала и свернул на дорожку, которая вела к нашему дому.
— Куда везете?— спросил я, едва поспевая за все набиравшей обороты тележкой.— В контору?
В контору,— подтвердил с усмешкой дядя Сидор Щипахин.— Там эта сиротка у меня лучше родной дочери жить будет. Не дам в обиду.
Так вы домой везете? - К себе домой?
А куда же еще? Не слыхал, что ли — списана эта бандура.
Я с ненавистью поглядел на Борьку. Эх ты! А еще, называется, Главный Тимур! Нашел кому помогать. Теперь Ромка Суровцев с Шакалом у Щипахина играть будут, монеты свои к нему приносить. И ему хорошо, Да и им тоже — в соседний подъезд хоть в домашних тапочках забегать можно.
Улучив момент, я потянул Самохвалова за руку и мы поотстали. Не хватало только помогать дяде Сидору Щипахину поднимать к нему на этаж новую его добычу. Впрочем, вряд ли наше исчезновение могло сильно огорчить его. В подъезде у него был помощник посильнее нас с Борькой. Лифт! Тележка Щипахина входила в лифт с ручкой вместе. Он бы и не заметил нашего отсутствия. Облапошил он нас гениально!
Борька виновато глянул на меня и обронил:
—Кабы я знал...
Кабы!.. Кабы!..— передразнил я. Но видя, как огорчен Борька случившимся, сказал:
Ладно, кончай убиваться. Все равно, выходит, мы победили. «Кран»-то убрать приказали. Слыхал, что в конторе по письму из школы решили? Опасная это и вредная игрушка...
Это Леопард Самсоныч письмо написал!— уверенно заявил Борька.— А все учителя подписались. Как думаешь?..
Точно так же,— кивнул я.— И не думай, что дядя Сидор Щипахин другого мнения. Уж он-то лучше нас с тобой знает, кого ему благодарить за ценную обнову.
Домой мы шли молча, думая об одном: ну почему так получается, что, если делаешь хорошее дело, то кому-то, случайному, от этого особенно хорошо? И — наоборот...
Как говорит Акрам — «Если хорошо обедает рыба, то потом и человеку сытно». И еще — «Волна в борт корабля лупит, а морской болезнью за него матрос отдувается».
С той поры, как мы с Борьбой втайне от своих родителей соединили лазом наши подвалы — будто станции двух линий метро переходом,— возникла потребность и в секретном сигнале. Нужно был придумать, как давать знать друг другу о необходимость срочно спешить «на связь»— в подвал. И придумали.. Папиной электродрелью с толстым и длинным сверлом я пробурил дырочку в тонкой кирпичной стенке балкона. Эту стенку у нас занимали самодельные книжные полки, и дырочку я сделал там, где ее надежно прикрывали мои книги. Такую же полку сделал у себя в этом месте и Борька. Стоило Борьке или мне втолкнуть карандаш в скважину, как книга выдвигалась из стройного ряда и тем самым давала знать, что ты срочно нужен другу. Правда, этот способ имел свои неудобства — нужно было хотя бы дважды в час незаметно поглядывать на полку. Ничего не поделаешь — лучшего способа мы пока не придумали...
Вечером я смотрел любимую свою передачу «Что? Где? Когда?», и вдруг явственно услышал глухой стук на балконе. Выскользнув на балкон, я увидел лежащую на полу книгу. Место, которое она занимала на полке, пустовало. Все ясно: Борька так поддел карандашом книгу, что она и на полке не устояла. Я понял, что срочно нужен Самохвалову, и, подняв крышку люка, спустился по лесенке в подвал. Борька уже поджидал меня там. Глаза его горели нетерпением.
—Ты чего так поздно вызываешь?— прошептал я сердито.— Все дома: у телевизора сидят... Говори скорее — что у тебя.
Борька в ответ развернул газету и показал объявление, обведенное красным фломастером.
—Читай!— показал он.— Я случайно его заметил. Мама велела все прошлогодние газеты и журналы связать, чтобы сдать на книжные абонементы, а тут, гляжу, такое вот объявление. Ты читай, читай. Вот, в «Вечерке»...
Объявление как объявление. Киностудия извещала горожан, что «...для съемок нового фильма срочно требуются предметы быта двадцатых-пятидесятых годов. Вещи будут с благодарностью и за хорошую цену куплены в неограниченном количестве студией в качестве реквизита...».
Ну и что?— равнодушно бросил я.— И за этим ты звал меня ночью? Чтобы прочесть прошлогоднее объявление?
—Ты ничего не понял!— жарко зашептал Борька.— Это тебе ясно, что объявление старое. Потому что оно в газете... А если его вырезать?
Вырезать?— спросил я, все еще не понимая, куда клонит Борька.