—Может, у меня посмотрим?— предложил Борька, и мы юркнули в лаз.
Ого! Борька явно не знал, какие сокровища таит их подвал. Тут в беспорядке громоздились старые утюги, грелка, чемоданы и даже трехколесный велосипед, на котором Борька катался, когда еще ходил в детский сад! Этот велосипед, а также утюг без шнура и грелку без пробки мы и прихватили с собой.
Входя в подъезд дяди Сидора, мы заметали, что объявление сорвано, болтались одни лохмотья.
—Вишь, как разделался с ним!— кивнул Борька...
Мы позвонили. Щипахин загремел цепочкой и открыл дверь. Голова его была перевязана мокрым полотенцем, а глаза воспалены. Щипахин болезненно поморщился:
—Чем обязан? Кажись, просил больше ко мне не заходить.
Мы показали велосипед, утюг и грелку.
— Вот — думали, может, вам пригодится,— сказал Борька.— Вещи хорошие.
— Продаете, что ли?— насторожился Щипахин.
Ну что вы! Так принесли. Зачем, думаем, хорошим вещам пропадать.
Ну, тогда проходите!— повеселел дядя Сидор, и мы опустили в щель турникета заранее заготовленные пятаки. Из-за плотно прикрытой двери спальни доносились чьи-то возбужденные голоса.
Там у меня ребята балуют,— сказал дядя Сидор.— Ну-ка, что у вас?— и стал осматривать принесенные нами вещи, а мы получили возможность оглядеться.
Комната, что и говорить, сильно опустела, недосчитывала многих вещей из тех, что видели мы здесь, когда пришли впервые. Было ясно, что КамАЗ не вернулся.
—А где все остальное?— участливо спросил я.
Дядя Сидор Щипахин замахал руками и лицо его болезненно перекосилось.
—Ой, ребята, лучше и не спрашивайте!— вздохнул он.— Такая досада, такой убыток... Тут кто-то объявление повесил, что студия реквизит для фильма ищет. А у меня его — сами знаете сколько. Вот и решил помочь киностудии. Очень я кино уважаю.
Так, значит, утром вы туда повезли... это... реквизит?— невинно спросил Самохвалов.
Туда, туда...— горестно вздохнул Щипахин.— Приезжаю, а они на меня как на полоумного смотрят.
Вы,— говорят,— товарищ, вернитесь поскорее домой и на календарь поглядите — какой нынче год. Объявление-то, оказывается, еще в прошлом году было напечатано. Одно никак не возьму в толк — какой болван, толком не разобравшись, пришпандорил его в подъезде?.. Ой, как пострада-а-а-л...
А где же весь реквизит?— деловито осведомился я.— Приняли его все-таки киношники?
Да чтоб у них все пленки засветились!— выругался дядя Сидор Щипахин.— Я с этим чертовым КамАЗом истинно в капкан угодил. Шофер попался злющий, как дьявол. Видит ведь, черт, что ошибка вышла, что назад везти надо — и уперся хуже осла: не повезу, говорит, и все тут! Слово за слово, поругались мы с ним малость, а он — хвать какую-то ручку — тут кузов и перевернулся. Весь реквизит на землю и попадал. Я было к нему с кулаками. Куда там! Нажал на свои педали и удрал.
—А как же вы?— спросил Борька.
Слушайте дальше. Тут уж все эти кинозвезды жалеть меня стали. «Вы, говорят, товарищ, пострадали по недоразумению. Поэтому, так и быть, заберем вашу отборную рухлядь на склад. Авось, когда-нибудь что-нибудь сгодится для съемок, а сейчас все это нам — как кинотеатру открытые окна. Это как бы вроде вашему Пирамидону — да пятая нога. Тут их главный по реквизиту пришел и говорит, грабитель:
Я вам за всю эту кучу целых сорок рублей наличными дам.
После таких оскорбительных слов я чуть драться не полез. Виданное ли дело — за такой роскошный подбор этих... как это... предметов быта, можно сказать — фотографии эпохи — да какие-то сорок рублей предлагать? Я, конечно, сразу отказался. Но тогда мне велели немедленно очистить проезд. А где я им еще одну машину возьму? Где?.. Вот и пришлось уступить. Еще и на склад помог все перетаскать, за это он мне, как грузчику, еще накинул. А устал... Ну как последняя собака. Ох, беда! Убыток. Один убыток... Как теперь его возверну?..— Дядя Сидор Щипахин, держась за поясницу, подошел к двери в спальню и толкнул ее ногой. Дверь открылась, и мы увидели разгоряченных игрой Ромку Суровцева и Шакала, наклонившихся над «Краном».
—Эй вы!— сердито окликнул игроков дядя Сидор. - Ваше время вытекло, я следил. Гоните денежки и можете еще играть.
Ромка с Шакалом равнодушно скользнули по нашим с Борькой лицам. Им явно было не до нас. Ромка протянул дяде Сидору очередной оброк и вернулся к автомату, прикрыв за собой дверь.
На время играют?!— удивился я.
А я новый сервис придумал,— объяснил дядя Сидор.— Цепь на постоянную замкнул. Ничего — для себя, все — для народа. Для человечества... Плати рубль и играй целый час. Очень это игроку удобно и соблазнительно. Погодите, у меня эта штука еще поработает на личный бюджет Сидора Щипахина. Она у меня двадцать четыре часа в сутки вкалывать научится!— Щипахин сердито сжал кулаки. Глаза его мечтательно сощурились. Выплыв из сладостного оцепенения, он предложил нам, кивнув на дверь, за которой вновь слышалась возня Ромки и Шакала:
А вы тоже очередь занимайте. Очень интересная игра. И дешевле получается — вы сами посчитайте. Большая это вам будет экономия.
— Кому дешевле, а кому и нет,— сочувственно протянул я.— За час можно все призы переловить.
—Не переловите!— усмехнулся дядя Сидор.— У меня все призы гвоздями приколочены — и мыло, и игрушки — все.
—А как же тогда выиграть?— воскликнул Борька.
— У меня другой принцип,— веско разъяснил дядя Сидор.— Хватанул крюком приз - вот и считай себе, что победил, так сказать, условного противника, в плен его взял. Как это говорят? Главное — не победить, а участвовать. Верно говорю? Вы приходите... Приходите...— дядя Сидор, приговаривая это, легонько подталкивал нас к входной двери.— Только смотрите, никому ни слова об этой игрушке. А будете болтать — не пущу.
Уже в коридоре через приоткрытую дверь в ванную комнату, я увидел, что ванна доверху полна песку. Ванна была прикрыта фанерой, но один уголок сдвинулся...
На улице я сказал Борьке:
— Знаешь, а бабуся была права — песок у него, в ванне он его прячет.
В ванне? Здорово!.. Слушай, а если бы в ванне у него уже было что-нибудь?..
Не волнуйся!— усмехнулся я.— За дядю Сидора Щипахина будь спок. Он бы тогда засыпал ваш песок во все кастрюли, в чайник и даже в карманы пальто, которое летом все равно, висит без всякого дела в шкафу. Понял?..
Как говорит Акрам — «Трюм пустоты не любит». И еще — «У акулы в брюхе найдешь все, кроме сытости».
Выбравшись на улицу, стали мы с Борькой размышлять — почему Ромка Суровцев так спокойно отпустил нас? Почему не набросился с кулаками?
Борька сказал:
А я знаю — почему. Просто они ему ничего про кассету не сказали.
Вот-вот!— подхватил я.— И знаешь, почему не сказали? Да просто потому, что и сами пока не прослушали, что там у нас записано. Неужели Сиропов ничего не сказал в аэропорту?
Не знаю. Может, и сказал. А может, просто так отдал, чтобы не подумали, что это он нас и подговорил незаметно включить диктофон.
Он бы нам, кстати, и сейчас не помешал, у Щипахина.
—А там-то он нам зачем?
Чтоб знали, что он автомат стащил и у себя держит.
—А что!— встрепенулся я.— Хорошая тема для заметки! Погоди, как рубрика эта называется?
«Можно ли об этом молчать?»— напомнил Борька. В голосе его не было ни капли энтузиазма.
—Ты что?!— возмутился я.— Считаешь, что это неинтересно? Это ж отличная тема для заметки. Давай напишем!
Самохвалов пожал плечами:
Боюсь как бы он снова не сказал, что это тема для взрослой газеты.
Ничего подобного!— запротестовал я.— Для самой что ни на есть детской. Айда творить. Пошли ко мне.
Я предложил пойти ко мне, потому что у папы в шкафу была огромная стопка белой бумаги — точно такой, на которой, как мы заметили, писали в редакции Сиропов и Маратик. Я достал бумагу, листков пять протянул Борьке, столько же оставил себе, и мы уселись в разных углах моей комнаты, чтобы не мешать друг другу. Не прошло и минуты, как вдруг Борька подходит ко мне и спрашивает: