Хлопнув дверью, дядя Сидор спрятал медали в карман и побежал в подъезд Суровцевых.
—Как думаешь,— спросил я.— Отдадут?
—Должны отнести,— согласился Борька.— Дядя Сидор-то им с Шакалом скажет сейчас, что это уже не тайна. Отнесут и тихонько на место положат. Я так думаю...
Мы вышли во двор, и тут меня позвала мама.
— Тебе из редакции звонили!— крикнула она с балкона.— Очень срочное дело.
— Пошли,— сказал я Борьке.— Это Сиропов.
— Не может быть. Он же с Крякиным дальше поехал. Турне у них сегодня.
Борька оказался прав. Это был не Сиропов. Звонили из секретариата.
—Ой, какие вы молодцы, что сами позвонили!— обрадовалась незнакомая нам девушка.— Тут, понимаете, какое дело. Случайно мы нашли на столе, у Сиропова ваше интервью с Быковым. Дадим на первое апреля! Это будет целый номер смешных случаев, недоразумений, розыгрышей, ну вы понимаете... А я сейчас прочла и увидела, что нет имени-отчества вашего Быкова. Вы что — забыли или не знаете?
— Знаем... — растерянно уронил я.— А разве... Разве вы это напечатаете?
— Конечно! Это же самый интересный материал номера! Настоящий гвоздь! И чего Сиропов его прятал — ума не приложу. Мы и вводку написали — как все у вас вышло. В общем — здорово! Молодцы, Игреки! Отличная шутка... Ну так как же с именем?
Василий Карпович он...— безвольно диктовал я.— Да, геодезист...
Спасибо! И обязательно приходите — буду вас ждать!
Девушка положила трубку, а я все держал свою трубку в руке, от растерянности не зная, что делать и как сказать о новости Борьке. Я почему-то сомневался, что он обрадуется.
Звонок в дверь прервал мои раздумья. Почтальон. Телеграмма... Из Владивостока. От Акрама!
— Мама! Мама!..
ПРИЛЕТАЮ ВЕЧЕРОМ ДЛИТЕЛЬНЫЙ ОТПУСК ТЧК. ГОТОВЬТЕ ЦУНАМИ ШАМПАНСКОГО ВСКЛ АКРАМ ТИХООКЕАНСКИЙ»
Мама всплеснула руками, испачканными в муке, и принялась вытирать ими заблестевшие глаза.
—Папе позвони!— заторопила она меня, изучая телеграмму.
—Хоп!— воскликнул я, бросаясь к телефону.
— Гляди!— показала она.— Он ее в восемь утра дал. Значит, уже в пути.
Наконец-то приезжает Акрам! Вот здорово! Но как же быть с медалями?
Интересно, понесли ли их Ромка с Шакалом в школу? А если нет?.. Что нам делать тогда?
Погоди, погоди... Как говорит Акрам? «Готовьте цунами!»
Легко сказать — готовьте цунами.
Про то, как его готовить, ни в одной поваренной книге не прочтешь. Цунами — это ведь вам не лагман и не борщ. Цунами — это скандал. И не только на море. А скандал кто любит?
—Пошли варить цунами!— мигнул я Борьке.
Я спать хочу,— честно признался Самохвалов,— Какое еще цунами!
К Ромке пошли. К Шакалу пошли. Скажем, что все знаем.
—А это им уже без тебя Щипахин сказал.
—А если не сказал? Вот взял — и не сказал. Отдал — и делайте, что хотите. Айда...
Ромка, как обычно, царил у теннисного стола, вышибая очередников одного за другим.
—Тебе чего?— нахмурился он, поймав мой взгляд.
—Пойдем к гаражам,— спокойно сказал я.— Разговор есть.
Мы отошли и я сказал:
—Медали надо вернуть. Нехорошо.
Ромка положил мне на плечи тяжелые свои ладони и полюбопытствовал:
—Хочешь в морду?
Я медали хочу... Чтоб ты вернул.
И я тоже,— подтвердил Борька.
—Понимаю!— кивнул Ромка.— Ты тоже в морду хочешь. Сейчас мы вам это организуем!— и он замахал рукой:
—Шакал, иди скорей, дело есть! Проект!..
Подбежал Шакал и Ромка спросил его:
—Сэр, у вас случайно рука не чешется? Есть редкая возможность устранить зуд.
Шакал, противно хихикая, стал надвигаться на меня, поплевывая на ладони.
—Учти, Ромка!— предупредил я.— Вечером из Владивостока брат приезжает. Моряк. Мастер спорта. Если будете тянуть — он вас отдубасит, как акулу на палубе. Я не шучу.
—Ах, как я испугался!— засмеялся Суровцев.— Прямо-таки сегодня специально и приезжает? Ты эту басню лучше своему Пирамидону расскажи.
И тут Борька спросил Ромку:
—Кассета с копией нужна? Та самая...
Погоди!— остановилСуровцев Шакала.— Из малышей, кажется, хлынула информация. Стало быть, есть все-таки копия? Переписали все-таки? Где она?
В швейцарском банке!— сказал я.— Очень надежно.
—Когда вернете?
— Если хотите — поменяем. На медали. Мы их сами хозяину вернем.
Ромка задумался и зло процедил:
—А если у нас нет медалей?
— Значит не будет и кассеты. Мы ее завтра Леопарду Самсонычу отнесем. Пусть послушает, что там твой батя про него говорит. Пожалуйста, мы не навязываемся.
У Ромки округлились глаза.
—Ты что! — зарычал он.— Обалдел, да? Мне же через месяц школу кончать. Всю малину мне оборвать хочешь?!
—Тогда давай медали.
Шакал упер руки в бока и процедил:
Да что ты с ними, Ромчел, цацкаешься? Фейсом их по тейблу — и весь им ай лав ю! Мордой, говорю, об стол — и все дела!
Да погоди ты!— цыкнул на Шакала Суровцев.— Тебе-то что. А на меня у них целая кассета намотана. Запросто можно подзалететь с папашей вместе.
Шакал развел руками:
— Тогда зачем шуметь? Махни ее на железки, пока, они согласны. Пусть потом что хотят говорят. Не пойман — не вор. Еще на них самих и подумают. Соглашайся.
— Тащите... кассету...— мрачно выдавил Ромка.— Щас поменяемся. Я тоже сюда их вынесу.
Я мельком глянул на Борьку. Что делать? Никакой копии у нас ведь и в помине нет. Борька все понял.
Не-е...— протянул Самохвалов.— Здесь не пойдет. Это не серьезно.. Давайте лучше ко мне.
Зачем же домой?— закапризничал Ромка.— А мамаша?
— Мама в театре. Никого нет.
— Ол райт!— согласился Ромка.— Сейчас придем к тебе. Отпирай свою кибитку.
Ромка с Шакалом пошли за медалями, а мы побежали к Самохвалову, путем лихорадочно размышляя, что бы нам теперь предпринять. Положение, честно говоря, было безвыходным. Ведь, поняв, что кассеты у нас нет, Ромка не отдаст и медали. Мы так ничего и не успели придумать, как в дверь позвонили Суровцев с верзилой Шакалом. Они осторожно вошли в квартиру, заглянули в спальню, на кухню и балкон, и только убедившись, что, кроме нас с Борькой, в доме никого нет, Ромка достал из кармана уже знакомую нам тряпицу, не раскрывая ее, позвенел медалями и сказал:
—Ну...
Мы молчали, замерев как политые в мороз водой из шланга.
— Ну!— повторил Ромка.— Гоните кассету. Есть она у вас или нет?
Я оцепенело молчал.
—Есть!— уронил Борька.— Есть кассета... Она... Она... В подвале!
—Ну так доставай скорее. Чего тянешь резину? Ступай в свой швейцарский банк.
— Сейчас... достану...— пролепетал Борька и, пятясь, ушел на балкон и нырнул в подвал.
Прошло минуты три, а Борька все не выходил. Ромка начинал терять терпение.
—Ну чего ты там?— крикнул он.— Забыл, что ли, где лежит?
Борька высунулся из люка и виновато сообщил:
—Не забыл... Просто тут света нет, темно... Володька, возьми спички на кухне, у плиты... Иди сюда, посветишь.
Начиная смутно догадываться, что Борька успел что-то придумать, я схватил спички, быстро спустился к Борьке в подвал и начал, для вида, жечь спичку за спичкой. Наконец, взбешенный Ромка склонился над люком и закричал:
—Эй, только честно: есть кассета или нет?
Я молча продолжал жечь спички.
—Значит — есть!— заключил Ромка.— Учтите, мы вас отсюда не выпустим, пока не получим кассету. Мамаша во сколько придет?
—В десять,— честно ответил Борька.
— Вот и прекрасно!— заключил Суровцев.— Нам спешить некуда. Сидите в своем швейцарском банке, пока не найдете.
Он сбросил нам в подвал еще два блока спичек, которые увидел на кухне. В каждом из них было по пятьсот спичек, и жечь их можно было до конца учебного года.
—Привет!— засмеялся Ромка и со страшным стуком захлопнул люк. По скрежету над головой мы поняли, что он поставил на крышку люка стул и сел.