Я зажег спичку. Тусклый свет выхватил счастливое лицо Борьки.
Ты все понял?— радостно зашептал он.
Все,— вздохнул я.— Сидим в каменном мешке.
— Вот чудак!— растормошил меня Самохвалов.— Для чего ж мы с тобой лаз рыли? Давай, лезь к себе — и быстро в школу, за Николаем Алексеичем.
Услышав это, я чуть не упал от изумления. Наконец, придя в себя, прошептал:
Ты... Борька... Ты — гений!.. Представляешь, со-о-всем забыл. Думал, что нам теперь здесь капут — пока мама твоя не придет... Слушай, побежали вместе!
Нельзя,— отклонил Борька.— А вдруг они поднимут крышку — что, мол, да как? Нет, я здесь побуду.
Борька был прав. Кто-то должен был усыплять бдительность Ромки и Шакала. Я нырнул в лаз и через мгновение поднял крышку люка в своем подвале.
Мама была на кухне. Увидев меня, спешно выходящего с балкона, она вскинула удивленные глаза:
Разве ты дома?
А где же еще...— пробурчал я, пробиваясь к двери.
—Погоди!— заволновалась мама.— Ты куда? Помоги хоть пельмени налепить — ведь Акрам сейчас приедет. Будь человеком!
— Сейчас... сейчас...— механически повторял я, выкатывая велосипед в подъезд. Мама таращила на меня глаза, ничего не понимая и просыпая муку на палас.
— Я быстро...
В школу я мчал, думая лишь о том, чтобы Николай Алексеевич был там. Я увидел его издали, еще въезжая во двор. Физик стоял в группе учителей, был с ними и директор школы Леопард Самсонович Мантюш-Бабайкин. Выбора у меня не было. Подлетев к учителям, я спрыгнул с велосипеда и, тяжело дыша, потянул за рукав Николая Алексеевича.
—Скорее! Там... Медали... А то уйдут!
— Медали?!— вздрогнул физик.— Уйдут?— Он перевел растерянный взгляд на директора:
—О чем он, Леопард Самсонович?
— Говори толком!— сердито сказал директор.— Что случилось? Где медали?
—У Самохвалова... В третьем доме...
— У Самохвалова!— всплеснула руками Наталья Умаровна.— Какой ужас! Кто бы мог подумать! А такой, казалось бы, хороший мальчик... Ох, горе ты горькое... Вот она — безотцовщина!
Я хлопал глазами, силясь понять, о чем это толкует Наталья Умаровна. По ней и вовсе выходило, что медали стащил Борька. И сообразив наконец, это, я вскричал:
— Вы не поняли... В смысле — не у Самохвалова, а у него дома! А сам Борька сейчас в плену сидит... В подвале... Они его не выпускают.
Видимо, я все-таки объяснял по-прежнему путано. Учителя переглядывались. Какой подвал? Какой плен?
Может, мальчик нездоров?— покосился Леопард Самсонович на Наталью Умаровну.— Переутомился малость. Знаете, после третьей четверти это иногда случается...
Да здоров я, здоров!— в отчаянии закричал я.— Идемте скорее! Говорю же вам — там Борька в плену. А медали у Ромки и у Шакала. Скорее надо! Ну, пожалуйста...
Пожалуй, надо пойти,— сказала Наталья Умаровна.— Вы идете, Николай Алексеевич?
— Ну конечно, конечно...— закивал физик.
— Я тоже пойду!— сказал Леопард Самсонович и, глянув на Лену Авралову, прибавил:— И вам, Леночка, тоже советую присоединиться к нам. Разберемся на месте, что происходит.
От школы до нас ходу быстрым шагом — минут восемь. Но мне казалось, что мы идем целую вечность. Я кружил на велосипеде и нервно поторапливал группу спасателей:
—Скорее... Скорее...
Николай Алексеич быстро устал от спешной ходьбы, и я предложил ему сесть на багажник. Так и повез...
Мы уже подходили к дому, как вдруг я увидел — из подрулившего к подъезду такси выходит с чемоданом Акрам! Приехал! Приехал через два часа после телеграммы... Да, недаром мама спешила с пельменями. Акрам уже ступил в подъезд, когда я догнал его и, дав Николаю Алексеичу сойти с багажника, повис на шее Акрама.
—Акрам! Брат!
Но в ту же секунду я замахал всем рукой:
—Скорее!.. Сюда!.. Сюда!..— и первым взбежал по ступенькам к нашей двери и позвонил.
Бедная мама! Ее изумление и растерянность не имели границ. На пороге стояли Леопард Самсоныч, Наталья Умаровна, Николай Алексеич, Лена Авралова и — Акрам с чемоданом!
—Гости... д-дорогие!— испуганно отступила назад мама.— П-проходите...
Но гости не спешили входить.
Что за шутки?— глянул на меня Леопард Самсонович.— Ты же вел нас к Самохвалову, а не к Балтабаеву!— и, повернувшись к маме, развел руками.
Вы уж простите нас. Недоразумение вышло... Мы, впрочем, так и думали.
Да проходите же!— приглашала растерянная мама.— Очень хорошо... что... недоразумение... Вот — радость у нас. Акрам приехал. Старший мой.. Проходите. Мы сейчас... пельмени...
Учителя мялись у порога, не решаясь войти.
—Скорее же!— не выдержал я.— Погоди, мама!.. Пельмени потом... У нас тут совсем другое дело,— и я чуть ли не силком заставил гостей войти в дом и пройти на балкон. Мама повисла было на шее Акрама, но я схватил брата за руку и взмолился:
—Акрам, миленький, ты нам страшно нужен! Пойдем на балкон... Мама, имей совесть — дело же у нас!
Бедная мама в изнеможении опустилась на стул, а Акрам, разводя руками, поплелся за мной на балкон. Я включил свет в подвале, поднял крышку и первым спустился по лесенке вниз.
—Скорее!— пригласил я.— А то будет поздно.
—Да тут у вас действительно цунами...— пробормотал Акрам.
Пока удивленные гости безропотно спускались в подвал, я подбежал к лазу и окликнул друга:
—Борька, живой?
— Живо-ой!— хохотнул Самохвалов.— Два раза уже открывали и спрашивали — нашли ли мы кассету.
—Держись! Подмога идет!
Вконец смирившись с моими странными просьбами, Наталья Умаровна, Лена Авралова и все остальные отважно полезли в лаз — теперь уже в подвал Самохвалова. Когда все были в сборе, я постучал крышку люка:
—Эй, на палубе! Открывай...
Заскрипел стул, крышка заныла, приподнялась и со стуком отвалилась. В подвал хлынул свет.
—Что, нашел все-таки?— засмеялся Шакал.— То-то же. Давай вылазь.
Иду!— крикнул я и шепнул Акраму:
Выйдешь первым...
Не задавая лишних вопросов, Акрам взбежал по лестнице, как по трапу. На балконе стояла тишина.
—Мамочка-а-а!— застонал вдруг Шакал.— Эт-то...кто... это?..
—Брат!— крикнул я из подвала.— Мой брат. Моряк. Вы же хотели с ним познакомиться... Вот и знакомьтесь!
Я высунулся из люка и увидел, что Ромка с Шакалом стоят вжавшись что есть сил в углы балкона и не сводя с Акрама выпученных от страха глаз. Их широко распахнутые рты говорили о том, что дружки надолго и всерьез потеряли дар речи.
—Ну, как кассета?— подмигнул я.— Погодите, это только ее начало. Сейчас включим и продолжение.
Один за другим вышли из подвала Леопард Самсонович, Наталья Умаровна, Лена Авралова и Николай Алексеевич. Увидев физика, Ромка трясущимися руками с трудом достал из кармана звенящую тряпицу и протянул Николаю Алексеевичу.
—Я...— выдавил из себя Ромка.— Я- Я... Я...
Николай Алексеевич развернул тряпицу и, увидев медали, просиял.
Мои...— уронил он дрогнувшим голосом.— Родненькие!.. Это вот — за Севастополь... Эта — за Киев... А вот — и за взятие Берлина.
Это когда вы фашистов фейсом по тейблу?— спросил я, искоса поглядывая на Ромку Суровцева. Но Ромка, похоже, ничего сейчас не слышал. Отвисшая челюсть и выпученные глаза хорошо говорили о том, что его фейсу сейчас не мог бы повредить и тейбл. Дальше просто некуда.
Но тут пришла очередь удивляться и нам. Потому что из люка высунулась голова мамы.
—Вы здесь?— сказала она.— Вот не думала, что у нас две квартиры, а не одна. Чудеса! Да что случилось-то, объясните хоть,..
—Все оч-чень хорошо,— вздохнул Леопард Самсонович.— Медали нашлись... Это — самое главное. А эти вот молодчики,— он кивнул на Ромку с Шакалом,— сейчас немного придут в себя, выспятся, подумают, а завтра в десять придут ко мне на беседу. Вам все ясно?
—В...в...в...в...в..в...сь...о...о...— простучали зубами Шакал и Ромка.
Наступила очередь мамы удивлять нас.
Леопард Самсоныч,— обратилась она к директору,— тут к вам пришли.
Ко мне? Сюда? Кто?— удивился Мантюш-Бабайкин.