— Ищи, ищи, чертова кукла, а литература то коммунистическая вот где… — и Ваня Петенко показал себе на голову.
— Друзья мои, а неплохо бы теперь выспаться. ведь всю ночь не спали, — предложил дядя Масперо.
— И правда, что-то ко сну клонит… — ответил Черняков Костя, растянувшись лениво на траве…
— Поспим, а потом купаться, — прибавил еще кто-то.
Это предложение всем понравились.
Все как-то сразу, истомленные зноем, почувствовали тяжесть в голове, в ногах и в руках, которые всю ночь работали.
— А Шарик пусть сторожит нас, — предложил Моня Гирш сонным голосом и закрыв глаза.
Шарик услышал свое имя, весело ухмыльнулся и, в знак согласия со всеми, несколько раз помахал хвостиком и уселся сторожить наших друзей.
Когда через несколько минут Коля Сабуров ворочаясь, еще раз приоткрыл глаза, он увидел, как Шарик усердно охотился зубами на своем боку. Ребята и дядя Масперо ужо спали. Потом начал засыпать и Коля Сабуров.
V. Когда глаза закроются, начинаешь видеть закрытыми глазами
Так подумал Коля Сабуров, засыпая.
— Онху, Уза, Сонбу, — от этих криков, от топота ног бегущей толпы и еще от каких то непонятных звуков встрепенулись наши ребята и дядя Масперо. Шарик неистово лаял.
По дороге возле них неслась с шумом, с криками, толпа коричневых загорелых людей, взрослых, детей, мужчин и женщин. Старики и старухи торопливо семенили сзади. Один из бежавших парней запустил палкой в неистово лающего Шарика. Шарик ловко увернулся от удара и с еще большим ожесточением принялся лаять и кидаться вслед за бегущими.
На ребят из бегущих никто не обратил внимания, хотя сидели они всего шагов в 10-15 от дороги.
На лицах ребят было написано недоумение.
— Что ото, пожар что ли где? спросил за всех Костя Черняков.
— Пойдем, ребята, посмотрим… поможем, — предложил кто-то.
И вот все вскочили и побежали вслед за бегущей толпой. Не отставал от них и дядя Масперо и уж, конечно, впереди всех бежал свирепо лающий Шарик.
Видно было, что толпа у скрещения следующей большой дороги остановилась и с нетерпением смотрела на что-то, чего нашим ребятам еще не было видно из за сикомор, окаймлявших эту большую дорогу.
Ребята вмешались в толпу и протискались вперед.
Впереди на далеком пока еще расстоянии к ним быстро приближалась процессия.
Когда процессия приблизилась, вот что произошло и вот что увидели Масперо и ребята.
Вся толпа, в которой они стояли, упала на колени и простирая руки к процессии, восторженно кричала:
Онху, Уза, Сонбу, Рамзее, Миамун.
В великолепной золотой двухколесной колеснице, запряженной двумя белыми лошадьми, стоя, ехал к ним кто-то высокий в белом с красными полосами высоком головном уборе, с жезлом в руке.
Небольшого роста возница, правящий лошадьми, стоял возле него. Впереди бежали какие-то полуголые, потные от жары и усталости люди с кнутами в руках, а сзади по несколько вряд мчались еще десятка два колесниц, в которых стояли такие же нарядно одетые, важные и надменные люди. У одних в руках были жезлы, у других пышные веера.
Сзади бежал отряд пехотинцев-телохранителей с копьями в руках. А еще дальше можно было видеть только клубы вздымающейся высоко пыли.
Как было уже сказано, на коленях, падая ниц, простирая руки с возгласами: Онху, Уза, Сонбу, Мимун, Рамзее — толпа приветствовала эту пышную процессию, и только наши ребята да дядя Масперо оставались на ногах и не выражали никакого восторга. Шарик же с неистовым лаем кидался на лошадей, гонялся за колесницами и снова нападал на лошадей.
И вот тут-то случилось событие, от которого болью и гневом наполнились сердца ребят.
Два бегущих впереди полицейских скорохода с длинными кнутами набросились на Шарика. К ним подбежали еще двое и в мгновение на Шарика справа и слева и с боку и сверху посыпались удары, под которыми с визгом стало извиваться его маленькое тело.
В то же мгновение среди пыли, поднятой этой возней, оказался Моня Гирш и Гриша Степанов, которые бросились к Шарику, чтобы защитить его от ударов.
Мгновение и удары кнутов посыпались на них. Еще мгновение, и они были ударами кулаков и пинков отброшены к толпе, отнявшей на коленях.
Но мгновение — и из этой толпы в клубах поднятой пыли бежали, как сумасшедшие, за умчавшимися колесницами и кричали: Онху. Уза, Сонбу. В числе бегущих были Сережа Ступин и Ваня Петенко. Хватая с земли комья и камни они бежали и бросали в след и кричали: «Сволочи… Негодяи…»
За ними с яростным лаем бежал, на трех ногах, исполосованный Шарик.
Остальные ребята в это время поднимали с земли избитых Моню и Гришу, но ни стоять, ни идти они не могли.
Гриша хватался рукой за бок и стонал. У Мони через все лицо была багрово-красная полоса и он не мог ступить на левую ногу.
Дядя Масперо с озабоченным видом стал осматривать ногу Мони. Остальные ребята поддерживали Гришу.
В это время вернулись Сережа, Ваня и Шарик.
— Кто эти негодяи… Англичане? — Сейчас же возбужденно спросил Сережа, но дядя Масперо, занятый осмотром Мониной ноги, на это не ответил, а сказал:
— Надо носилки: идти не может… Вывиха нет… перелома тоже. Вероятно растяжение сухожилий.
— Ребята, живо носилки, — распорядился Сережа. Трое из ребят бросились исполнять приказание вожатого.
Только теперь толпа коричневых, полуголых людей, уже на половину разошедшаяся, обратила внимание на наших путешественников и принялась их рассматривать, обмениваясь замечаниями на незнакомом для наших ребят языке.
Не успело еще рассеяться облако пыли, поднятие колесницами, как вернулись уже посланные за носилками. Они принесли откуда-то две достаточно длинных бамбуковых палки. Четверо пионеров сняли с шеи платки, в четырех местах перевязали палки и носилки были готовы.
В то время, когда ребята клали Моню на носилки, они с удивлением услышали, как Масперо на этом непонятном языке разговаривает с египтянами, о чем то их распрашивает, они куда-то показывают ему рукой.
VI. С поля битвы
И вот другая процессия, но уже печальная, тронулась в путь Впереди Коля Сабуров и Ваня Петенко несли на носилках Моню, который стонал от боли, но, как пионер, старался сдерживаться. За носилками под руки Миша и Костя вели успокоившегося, но все еще бледного Гришу. За ними шли Сережа Ступин, дядя Маснеро и какой-то старик египтянин. Сзади на трех ногах бежал Шарик, а в некотором отдалении шла небольшая группа египетских крестьян, женщин и детей.
— Кто это проехал? Англичане? — снова тот же вопрос задал Сережа дяде Масперо.
То, что услышал он в ответ, удивило бы вас, читатели, но почему то не удивило ни Сережу, ни других ребят, которые слышали их разговор. Как будто это так и должно было быть.
Вот что ответил дядя Масперо:
— Нет, не англичане… Ведь мы теперь за 4000 лет до нашего времени. Мы в древнем Египте. Мимо нас сейчас проехал фараон Рамзее II Миамун (что значит любимец бога Амона), а за ним ехала его свита.
— А что кричали ему эти люди?
— Они желали ему: жизни, здоровья и силы (онху, уза, сонбу).
— А куда они поехали?
Дядя Масперо обменялся несколькими словами со стариком, идущим рядом и ответил:
— На постройку своей пирамиды… Я вам уже говорил, что фараоны еще при жизни строят пирамиды, огромные сооружения для сохранения на вечные времена своего тела.
Египтяне думают, что у каждого человека есть невидимый двойник («ка») который живет лишь тогда, когда не разрушено тело. И вот для сохранения этого невидимого двойника тело умершего бальзамируют, т. е. предохраняют от гниения и прячут в потайной комнате пирамиды.
В это время их разговор был оборван прерывающимися от боли словами Мони:
— Ре…бя…та, возь…ми…те Ша…рика… на… ру…ки, у не…го нога…
— И правда ребята, надо взять.
Ваня и Костя бросились к Шарику, но из этого ничего не вышло: Шарик ловко от них увернулся и побежал на трех ногах впереди всех с высунутым от жары языком и с шерстью, взлохмаченной ударами кнута.