Ночь светлая была, вода - как молоко белеет. Вижу - вдалеке какая-то птица проплыла. Чёмга, наверно. Потом показалась водяная Полёвка на плотике из травы. У неё плотик лёгонький, и она обогнала наш остров и уплыла куда-то в камыши.
Под самое утро Лось переплывал через озеро. Сна чала вдали рога показались - как будто дерево коря вое плывёт. Потом слышно - пыхтит, плескается, и голова горбоносая качается над волнами.
Лось мимо плыл и вдруг повернул к нашему островку. Вот беда-то! Ведь он одним копытом наступит - перевернёт весь остров! Но Лось, наверно, разобрал, что это не твёрдая земля, вздохнул шумно и направился к берегу.
А утром, на зорьке, начала рыба играть. Как бух нет, как плеснёт! Круги по воде расходятся. Скопа в гнезде проснулась и опять улетела за рыбой.
И в это время объявился ещё один жилец на нашем острове.
V
Я сижу под кустом, со страшного гнезда глаз не свожу. Не пропустить бы Скопу, когда вернётся!
И тут по веткам рыжее такое шмыг-шмыг... В гнездо скопиное - скок! Куница.
Уж я не знаю, отчего я раньше её не приметил. Наверное, тоже пряталась, пока голод не выгнал...
Скокнула куница в гнездо, - смело так, не раздумывая... Но птенцы-то, видать, уже не беззащитные были, потому что Куница два раза вылетела из гнезда, и пух вился, и шерсти клочки... Досталось Кунице на орехи!
Но потом всё смолкло. Только рыжий хвостик торчал над краем гнезда и подрагивал аппетитно...
Едва Куница успела спуститься вниз и удрать, как показалась вдали Скопа. Покружилась над гнездом и села рядом на ветку.
Кто её знает, чего она там увидела, о чём думала. Но только не кричала, не волновалась, а сидела неподвижно, как будто спала.
Уже день кончался, солнце закатывалось, а Скопа всё сидела, и было непонятно, живая она или уже мёртвая.
Потом расправила крылья, поднялась высоко и улетела к берегу.
Больше она к нам не возвращалась.
VI
Улетела Скопа, но страхи мои не кончились. Куница проспится после сытного завтрака, станет рыскать по острову и...
Куницы-то - они злющие да кровожадные!
Хорошо ещё, что наш островок утром начал подплывать к берегу. Я и про капкан забыл, и про все опасности - стоял столбиком и глядел, как земля приближается.
"Только бы, - думаю, - вылезти на бережок, а там уж авось придумаю, что дальше делать"...
Вот уже виден луг зелёный, папоротник, кротовые кучки... Ещё немножко - и причалит наш остров.
Но тут новая беда стряслась. Наткнулись мы на мелкое место, на песчаную подводную горку; внизу зашуршало, заскреблось - и наш остров остановился.
Крепко мы застряли - даже сильный ветер не смог нас больше сдвинуть.
И самое обидное - до берега-то оставалось лапой подать! Всё до последнего листка вижу, а перебраться не могу: опять глубина начинается, прыгну в воду - и утону со своим капканом...
Днём началась гроза; в лесу многие деревья выворотило, и на нашем острове тоже упала сосна. Та самая, на которой Куница схоронилась.
Куница осталась цела, я видел, как она соскочила в воду, заколотила лапками и поплыла к берегу. Только - хвостик торчком! Очень было завидно, что я так не могу.
Вот и остался я на острове один-одинёшенек. Бояться теперь некого, но и надежды на спасенье тоже нет... Иногда птицы ко мне залетали, крысы водные наведывались... Но долго никто не задерживался, - все могли перебираться, куда захотят. Один я ковылял на трёх лапках, как привязанный. А корма на островке оставалось всё меньше и меньше, и я понял, что скоро придётся мне помирать голодной смертью.
VII
Я подстриг до корней всю траву, обгрыз даже противно пахнущий багульник, начал жевать сосновую кору... А дни шли за днями, и озеро не мелело, оставалось таким же глубоким. И по-прежнему отделяла меня от берега широкая полоса воды.
Я так ослаб, что уже и ковылять не мог, а только лежал на одном месте. Солнце пекло, а на моём островке теперь не было даже тени.
От жары и голода у меня все качалось перед глазами, и я не сразу заметил, что на берегу, над лесом, курится белый дым.
К вечеру дым стал густой; он тянулся над лесом, как грозовая туча. И ночью, в темноте, на берегу, вдруг стали мигать красные огоньки, знаете, вроде как в деревне, в человеческих жилищах. Но я знал, что никакой деревни там не было, а огоньки множились, росли, и до меня долетел запах гари...
Начался лесной пожар.
Всю ночь из лесу к озеру выбегали лесные жители. Были тут и неуклюжие барсуки, и быстрые косули, и огромные лоси, и незаметные головастые волки. Никто не трогал друг дружку, а все бежали рядом, прыгали в воду и плыли на другую сторону озера. Спасаясь от огня, туда же летели птицы и писклявые летучие мыши.
Огонь надвигался быстро, вскоре уже весь берег был в дыму и воздух сделался горячим и едким. Искры сыпались в воду и шипели, как змеи, а вскоре начали долетать и до моего островка. А я не мог встать, лежал между корнями сосны и задыхался от дыма...
Вот-вот вспыхнут на острове сухие сучья, мох и одинокая сосна. Первым, конечно, загорится пустое гнездо Скопы, - как раз над моей головой...
VIII
Когда рассвело, на берегу, показались люди, - изредка сквозь дым было видно, как они что-то несут на спинах, машут друг дружке. Я догадался, что люди дерутся с огнём. Для них он тоже - страшный враг, как и для нас.
Потом люди выбежали на берег, залезли в лодку и поплыли прочь. Я подумал, что им не удалось испугать огонь. Я ведь совсем ничего не знал про людей. Я решил, что огонь оказался храбрей, и люди бегут от него, как ночью бежали еноты, белки и лоси.
А затем случилось самое непонятное...
На берегу вдруг ударил гром, к небу полетела чёрная земля, целые деревья, камни. И поднялся такой ветрище, что я вовсе оглох и ослеп, а мой островок подскочил на волне и отлетел сразу на сто прыжков!
Теперь-то я знаю, что это называется взрыв. Люди могут его делать, когда захотят, и выпускают навстречу огню. Но я ничего не знал, и подумал уже, что совсем убит.
А когда я поднял голову, - пожара не было. Взрыв проглотил всё на берегу - остался только чёрный дым...
Но зато на моём острове огонь уцелел. Он всё-таки успел перепрыгнуть сюда, и загорелось гнездо Скопы, и упавшая сосна, и сухой зелёный мох.
Остров уплывал от берега всё дальше, а огонь раздувался под ветром, трещал от злости и плевался искрами... Ещё бы немножко - и пропал бы я в огне.
IX
Пламя уже подбиралось ко мне, искры падали на шёрстку... И тут я увидел, что к острову быстро плывёт лодка с людьми.
В другой раз я, наверно, постарался бы от людей схорониться. Но сейчас я к ним пополз, пополз и закричал прямо-таки не заячьим голосом...
И люди подхватили меня на руки.
Один - большой такой, лохматый, как енот, - опустил меня в лодку и вдруг охнул:
- Глядите, братцы, на лапе-то у него - капкан кротовый! Вот бедный косой, убежать от огня не мог...
Протянул руку - раз, раз - и снял капкан.
И хоть я был совсем слабый, но всё-таки поднялся и попробовал на лапу ступить - цела ли? Оказалось, почти здоровая лапа, снова прыгать можно!
Потом люди победили пожар и на моём острове, - водой залили. А меня отвезли к берегу и выпустили на вольную волюшку. Вот с тех пор у меня это словечко появилось - "братцы". Тот лохматый человек, что меня спас, всё людям говорил - "братцы" да "братцы..."
Я и запомнил. И думаю, что это слово очень хорошее, потому что его добрый человек говорил...
Вот такая, братцы, история!