«Что со мной происходит? — пронеслась в голове мучительная мысль. — Я не могу начать писать! Я хочу ее! Я обожаю ее всю, ее смех, отливающие медью волосы, ее глаза, бездонные и глубокие, словно омут!»
— Иди ко мне, — тихо позвал он Златовласку.
Она послушно протянула ему руки. Обладать ею было так же восхитительно, как очертя голову погружаться в мир красок, цветов, линий. Он ласкал ее нежное тело, а она страстно отдавалась ему на сочной зеленой траве. Первый раз он предал свою любовь к живописи во имя… любви к женщине.
Резко открыв глаза, Игорь непонимающе огляделся по сторонам: ночной столик, остатки какой-то коричневатой жидкости в стакане. Игорь понюхал ее и вспомнил: «Старуха с нижнего этажа, снадобье, болезнь». Он повертел головой: все в порядке, не болит. Потянувшись, почувствовал, что тело не ломит, напротив — ощутил необыкновенный прилив сил и бодрости. В памяти тут же всплыл странный сон: «Сначала французы, потом Симона, а потом эта потрясающая девушка! — подумал он. — Такая реальная, как будто на самом деле я был с ней!».
Вскочив с постели, Игорь схватил краски и начал лихорадочно писать, припоминая каждую деталь, каждую черточку желанного тела.
Телефонный звонок отвлек его от мольберта.
— Ты как? — с беспокойством спросил Тенгиз.
— Что? — не понял Игорь, с головой погрузившись в работу.
— Поправился? Я вчера звонил тебе, как договаривались. Несколько раз. Решил, если сегодня не отзовешься, приеду без звонка.
Игорь посмотрел на часы. Был полдень. Значит, он работал целые сутки, не замечая ни звонков, ни времени. Да, конечно, ведь «Златовласка» почти готова. Нежась в лучах солнца и любви, она лежала нагая, раскинувшись на траве. Улыбка благоденствия и счастья озаряла ее лицо.
— Ты что молчишь? — забеспокоился Тенгиз.
— Приезжай, — позвал Игорь друга.
— Ты правда здоров? У тебя голос какой-то странный.
Игорь прокашлялся:
— Я же простыл, хриплю, наверное.
— Да, нет. Не в этом дело, — засомневался Тенгиз. — Ну ладно, сейчас приеду.
— Ай-ай! Нехорошо! — покачивая головой, Тенгиз ходил вокруг мольберта с обнаженной «Златовлаской». — Значит, ты меня обманул. Просто новую натурщицу себе завел.
— Нет, ты знаешь, когда я болел, мне приснился сон: иду я по траве, а она навстречу…
— Ага, идешь ты себе по траве…
— По ярко-зеленой, около средневекового замка…
— Ну да, ну да… замка пока не видно, зато она вся из себя, — Тенгиз сделал выразительный жест перед грудью, — появилась в твоем воображении. Поэтому ты каждую черточку так тщательно выписал. Хороша, однако! Ладно, за такую и простить можно. Признавайся, откуда она?
— Из сна, — безнадежно повторил художник, убедившись, что ему не поверили.
Тенгиз внимательно взглянул на друга.
— Ты что-то очень бледный.
— Да, меня сильно лихорадило.
— Когда же ты это успел? — кивая на полотно, удивился Тенгиз. — Тут же работы не меньше чем на месяц.
— Сам не знаю, — признался Игорь, — проснулся, а она тут. — Он постучал по голове.
— А может, тут? — Тенгиз отдернул занавеску, за которой всегда переодевались натурщицы, но, увидев обиженное лицо друга, понимающе произнес: — Наверное, отложим гудеж, ты ведь поработать еще хочешь?
Игорь благодарно кивнул.
— Но за это ты меня с ней познакомишь?
— Обязательно, — пообещал художник, а про себя добавил: — Как только ее найду.
3
Симона позвонила Игорю из Парижа примерно через месяц, предупредив, что скоро приезжает в Москву.
— У меня будет только два дня, поэтому я хочу заранее составить план встреч, — сообщила она. — Какое время для вас удобно? Думаю, что привезу для вас хорошие вести.
— С хорошими приезжайте в любое, — рассмеялся художник, — если вас не смутит беспорядок у меня в мастерской.
Все свое время он посвящал теперь работе над приснившейся мечтой. Он доводил ее до совершенства. Златовласка оживала на глазах. Глядя на нее, казалось, что она вот-вот сойдет с картины и, раскинув руки, закружит по комнате, заливаясь своим счастливым смехом. Настроение молодости, чистоты, красоты усиливалось абстрактным фоном, на котором витали то ли ангелы, то ли птицы счастья. Все это художник выразил сочетанием бело-розовые красок. А воздушное платье принцессы, падающее на нее с небес, — лазурью.
Старательно дописывая детали, Игорь услышал звонок в дверь. Недовольный, что его оторвали, поплелся открывать.
На пороге стояла радостная Симона. Ворвавшись в мастерскую, она всплеснула руками: