Ходил автор с рукописью по издателям — никто не хотел печатать. Наконец, один взялся за дело, и книга сразу стала сенсацией. Раскупала широкая публика, восхищались знатоки, книгу эту и сейчас читают. Называется она «Робинзон Крузо».
Молодому журналисту заказаны были подписи к смешным картинкам, однако подписи стали растягиваться в целое повествование. Издатель пошел на риск, вместо картинок с подписями начал печатать роман с картинками. И — получился «Пиквикский клуб».
Третьему, даже не литератору, а фермеру, нужны были деньги. Нет, в долг ему никто ничего не дал, зато друзья помогли этому фермеру издать его стихи. Мы знаем их, стихотворения Роберта Бернса.
Похоже на чудо или случайность. А если бы Роберт Бернс не нуждался? Если бы издатели так и не приняли написанное Дефо или Диккенсом? Знали бы мы тогда «Забыть ли старую любовь», «Робинзона» и мистера Пиквика?
«Книги имеют свою судьбу», — часто вспоминают это изречение, но ведь у него есть и продолжение. «Книги имеют свою судьбу, — сказано было в древности, — смотря по тому, как примет их читатель».
Джон Винтерих, американский журналист, написавший очерки о знаменитых книгах, предлагает рассмотреть внимательнее эту цепь: рукопись — книга — книжный прилавок и, как любит он говорить, бессмертие!
Очерки эти написаны довольно давно, еще в конце 1920-х годов, однако сейчас они читаются заново, потому что занимательное книговедение, которому когда-то посвятил себя Джон Винтерих, именно в наши дни приобрело особую популярность. Появлялись и раньше «Приключения среди книг», но разница в том, что «книгой» у авторов таких «Приключений» считалось написанное в книге, само произведение. Автор как бы приглашал читателей в библиотеку, брал всем известную книгу и предлагал ее читать вместе с ним. Знаток толковал знакомый текст, рассказывал историю создания того, что в книге написано. Это была уже раскрытая книга, начиналась она с первой страницы. Но книга начинается раньше.
Как получилось, что вот этот предмет, состоящий из двух картонных крышек и сложенных вместе листов бумаги, называемый вообще «книгой», а в частности «Приключениями Робинзона Крузо» или «Записками Пиквикского клуба», как он дожил до наших дней и продолжает жить?
Понятно, книга сначала пишется, а потом печатается. Однако, читая эти очерки, мы увидим, как издатель с читателями вносят свой вклад в создание книги прежде, чем она написана. Уже в авторском замысле незримо присутствуют и требования издателя и запросы публики. Один из величайших писателей, Сервантес, изобразил себя, автора, перед встречей с читателями. Вот он сидит над завершенной рукописью и не знает, выпускать ее в свет или не стоит? По его собственным словам, хотел он разрушить доверие к тем книгам, которыми зачитывается публика. Иначе говоря, решил поколебать установленные взаимоотношения между автором и читателями. Оказалось, когда «Дон-Кихот» вышел, публика только того и ждала, роман Сервантеса сразу приобрел популярность. «Публика привыкла к романам», — скажет сто лет спустя автор «Робинзона Крузо», принимая эстафету от автора «Дон-Кихота» и, в свою очередь, обновляя читательские привычки. Вместо «романа» Дефо предложил читателям «историю подлинной жизни», но, конечно, это был роман, новый роман, учредивший новые взаимоотношения между автором, издателем и читателями.
Для своих очерков Джон Винтерих выбрал в основном книги удачливые, те, что обретали успех почти сразу. И Дефо, и Бернс, и Льюис Кэрролл, о которых он рассказывает, имели основание сказать вместе с Байроном: «Проснулся и узнал, что знаменит», — на другой день после выхода книги. Успех Диккенса, грандиозный успех, тоже не заставил себя ждать. Стремительно росла слава Бичер-Стоу. Герои Марка Твена еще при жизни автора сделались легендарными. Как видно, эти книги в самом деле подобно искре пробегали от автора к издателю и к читателям. Но Эдгар По и Уолт Уитмен, о которых тоже рассказывает Винтерих, завоевали читателей далеко не сразу. Стало быть, где-то происходил обрыв цепи, читательский энтузиазм направлялся против книги, будущей бесспорной классики. Изучение читательского вкуса и спроса позволяет это сопротивление, как и успех, измерить. Цена, тираж, количество изданий — ведь эти данные по-своему говорят о том, насколько понимала писателя его эпоха. Книговеды, подобные Винтериху, сделали немало в том, что называют социологией чтения, выяснив, когда, как, кого читали, и почему книги, которые стоят теперь на полке рядом, занимали в свое время положение далеко не одинаковое.