Левый берег этого пролива, обращенный к юго-востоку, был низкий. Мы дали ему название Патагонского. Через каждые пол-лиги здесь можно было найти надежную бухту с хорошей водой, кедровые деревья, сардины и великое множество раковин. Вокруг источников росли тучные травы, среди которых были как горькие, так и вполне съедобные, например, трава, похожая на сладкий сельдерей, которой мы питались, за неимением иной пищи.
В конце концов, я решил, что в мире нет лучшего пролива, чем этот.
…В среду 28 ноября на выходе из пролива перед эскадрой внезапно открылся простор океана. Казалось, наконец-то мы достигли цели, не подозревая, какое расстояние нас от нее отделяет. Обманутый идеей Христофора Колумба, которая не оставляла того до конца дней, Магеллан решил, что найден разрыв между двумя континентами и понадобится самое большее две-три недели, чтобы оказаться посреди азиатских островов. Он не знал, что впереди, между оконечностью Америки и Молуккскими островами, лежит простор океана, составляющий половину окружности глобуса! О, если бы ему повстречался хоть один из этих чудесных архипелагов, усеивающих межокеаническое пространство! Но его путь, направленный сначала на север, потом на северо-запад и, наконец, на запад, всегда проходил в стороне от полинезийских островов. В течение девяноста девяти дней флотилия шла с попутным ветром, три каравеллы, оставшиеся после гибели “Сантьяго” и исчезновения “Сан-Антоньо”, бороздили молчаливые просторы безбрежного океана, не имея перед собой ничего, кроме горизонта, неба и воды!
К страданиям моральным, вызванным столь долгим однообразием, прибавились физические, а потом болезни и жесточайшие лишения.
Провизия, израсходованная или испорченная, уже давно подошла к концу; в пищу пошло все, кроме человеческого мяса».
Пигафетта нарисовал душераздирающую картину страданий экипажей.
«Сухари, которые мы ели, уже были не хлебом, а пылью, перемешанной с отвратительными червями и пропитанной крысиной мочой. Вода, которую мы вынуждены были пить, была гнилой и зловонной. Чтобы не умереть с голоду, мы были вынуждены есть куски воловьей шкуры, покрывавшей грот-рей, чтобы ванты[90] не перетирались. Эта шкура от постоянного воздействия ветра, воды и солнца была такой твердой, что ее приходилось вымачивать в морской воде в течение четырех-пяти дней, чтобы она стала немного мягче; затем мы клали ее на угли, пекли и ели. Часто мы доходили до того, что ели опилки и даже крыс; и даже крысы, такие отвратительные для человека, становились таким желанным блюдом, что за каждую платили по полдуката[91].
И это еще не все. Самым большим несчастьем было видеть, как на нас наваливается болезнь, при которой опухали десны так, что не было видно зубов как на нижней, так и на верхней челюстях (цинга), и заболевший уже не мог принимать никакой пищи. Девятнадцать из нас умерли от нее, и среди них гигант патагонец и один бразилец, которых мы забрали с собой. Кроме мертвых, у нас было от двадцати пяти до тридцати матросов, страдавших от болей в руках, ногах и других частях тела, но они вылечились…»
Экипажи несли такие жестокие потери, что отчаяние уже начало охватывать самых мужественных. И тут 6 марта 1521 года появилась группа зеленых островов[92], покрытых пальмовыми деревьями. Это был архипелаг Марианских островов, названных Магелланом Воровскими[93]. С этого момента страдания, лишения, потери — все было забыто. Десятью днями позже, 16 марта 1521 года, в памятный для испанской колониальной истории день, когда она получила одно из самых богатых своих владений, флотилия оказалась в виду большого и прекрасного архипелага, получившего через пятьдесят лет название Филиппинские острова[94].
Следует отметить как выдающийся факт в истории навигации, что, подходя к Воровским островам, Магеллан, судя по его лоцманскому журналу, где ежедневно отмечалось расстояние и направление, пройденные флотилией, считал, что он находится в 176° к западу от меридиана Канарских островов, тогда как на самом деле, расстояние, отмеченное на наших современных планисферах[95], составляет 198°. Эта ошибка в 22 градуса объясняется незамеченным влиянием течений, а также частично очень неточным в то время счислением земных градусов при путевых измерениях.
Прибывший на Острова Пряностей Магеллан решил проблему западной навигации; шарообразная форма Земли и реальность существования антиподов были доказаны не только научной теорией, но опытом и осязаемо. Имя великого мореплавателя обрело бессмертие; но ему не привелось вкусить плодов своей славы.
91
— золотая монета, которую с 1284 года начали чеканить в Венеции; ее название к XVI веку в Европе стало синонимом всех золотых монет вообще.
93
Описывая жителей океанической островной группы, Пигафетта так отзывается о них: «Они бедны, но весьма ловки и особенно вороваты, вследствие чего эти три острова были названы Островами воров (Разбойничьими)». Название Марианских острова получили в 1668 году.
94
К Филиппинам мореплаватели подошли в день, когда христианская церковь отмечает чудесное воскрешение Иисусом Христом праведника Лазаря (Лазарева суббота), поэтому архипелаг получил имя этого святого. Одно время острова назывались также Безопасной долиной. Филиппинским (в честь наследного принца и будущего испанского короля Филиппа II) архипелаг стал называться с 1542 года.
95
— карта, на которой два земных (или небесных) полушария изображены на плоской поверхности.