Итак, они подошли к храму.
— Заметили ли вы, — сказал французам их спутник, — длинную цепочку мавзолеев, придающих храму вид обширного и богатого склепа? Это гробницы сорока семи ронинов Асано-такуми-но-ками.
Слово «ронин» с этимологической точки зрения чрезвычайно экспрессивно и поэтично и означает «человек-волна»; человек, чья жизнь зависит от капризов судьбы, подобен волне, поднятой налетевшим ураганом.
Ронинами назывались благородные воины, которые, оставшись без своих сюзеренов в результате какой-то катастрофы, вели образ жизни странствующих рыцарей, живущих за счет своей храбрости и умелого владения мечом.
Асано-такуми-но-ками, даймё одного из самых сильных кланов Японии, будучи оскорбленным другим даймё по имени Кодзуке-но Суке, не смог снести этого и в приступе гнева бросил свой кинжал прямо в лицо обидчику. Кинжал нанес тому лишь небольшую царапину, но Кодзуке-но Суке, занимавший официальную должность при дайкунайском дворе, приказал своим людям схватить Асано и обманом, воспользовавшись оказанным ему доверием, добился того, что его противник был осужден на смерть путем харакири, что, как известно, является официальным и почетным смертным приговором для даймё.
Асано без колебаний принял смерть согласно всем канонам японского рыцарства; все его владения и имущество были конфискованы, разоренная и доведенная до нищеты семья была обречена на скитания и влачила жалкое существование, а его воинский отряд был распущен.
С этого момента его вассалы и сторонники и стали ронинами.
Тогда же и появился один из самых героических выдуманных персонажей, чьи доблестные и бескорыстные подвиги столь почитаемы в Японии; один из тех великих образов, что так часто появляются на японской сцене; олицетворение абсолютной, слепой преданности вассала, долга и самоотречения, доведенных до неправдоподобия.
Кураносуке, первый офицер благородного Асано, его ближайший соратник, доверенное лицо и сердечный друг, присутствовавший при совершении его горячо любимым господином харакири, поклялся на его высокочтимой голове в страшной, непоколебимой ненависти к Кодзуке и его клану; затем, отдав последний долг обезглавленному телу, с тяжелым сердцем и неугасимой жаждой мести он покинул йосики.
За ним последовали сорок пять самых благородных и самых храбрых самураев из клана Асано, которые, поверив в несгибаемое мужество Кураносуке, его мудрость и ловкость, примкнули к нему, задавшись целью отомстить за поруганную честь своего клана.
Отныне у всех этих сорока шести человек была лишь одна цель, одна всепоглощающая мысль: добраться до Кодзуке, отрубить ему голову, свершив тем самым искупительное жертвоприношение.
Задача была трудной, поскольку Кодзуке, столь же трусливый, сколь и могущественный, удвоил охрану своего йосики и окружил свое жилище такой защитой, что добраться до него было не под силу самым смелым и отчаянным.
Кураносуке понял, что момент для расплаты еще не настал и следовало подождать более удобного случая.
Собрав своих сторонников, он дал им приказ рассеяться по всей империи, но быть готовыми явиться по первому зову; сам он также покинул Эдо со всей семьей, взяв с собой все самое ценное, и удалился от места, которому суждено было стать ареной драмы, в которой он сыграл главную роль.
Он обосновался в Киото; там, по крайней мере, о нем вскоре забудут, мало-помалу память о трагической кончине Асано сотрется, и убийца, успокоенный бездействием ронинов своей жертвы, придет в состояние роковой беспечности.
Однако вскоре Кураносуке, казалось, совершенно забывает о мести и пускается во все тяжкие. Он слоняется по самым захудалым притонам, валяется смертельно пьяным в придорожных канавах и буквально скандализирует весь Киото своими похождениями; напрасно его друзья и товарищи по оружию пытаются его образумить; напрасно его верная супруга, любящая мать его детей, мягко выговаривает ему за его недостойное поведение, — все напрасно. Однажды, в один из таких приступов запальчивости, он выгоняет из дома всю свою семью, за исключением старшего сына, юного О-Ичи-чикана; теперь уже ничто не может удержать его от падения; он опускается все ниже и ниже, пока наконец не теряет всякое понятие о чести. Нет уже такого оскорбления, которому он не подвергался бы со стороны окружающих; какой-то самурай плюет ему в лицо, пинает ногами, обливает презрением и награждает самыми грязными прозвищами. Кураносуке никак не реагирует; на него уже смотрят с жалостью; это уже не человек, а животное, которое каждый может пнуть ногой, не боясь быть укушенным.