Средняя скорость движения достигает пяти километров в час. На ровной и сухой дороге эти несчастные неутомимые бегуны, называемые дзин-рикуся, развивают скорость хорошего арабского скакуна; однако на подъемах и размытых участках они теряют все, что сумели наверстать на ровной дороге.
Но, вообще говоря, это средство передвижения является достаточно быстроходным и достаточно комфортабельным для таких путешественников как мы, сгорающих от желания увидеть всю страну и привыкших довольствоваться малым.
Цены зависят от района и целого ряда обстоятельств; однако они никогда не превышают одного бу за ри, а иногда мне удавалось договориться и об оплате из расчета примерно пять сантимов за ри с человека.
Как и во Франции, где есть частные фиакры и компании по найму, так и в Японии существуют частные дзин-рикуся, с которыми можно договориться об оплате, равно как и взимающие официально установленную плату.
Иногда мне приходилось прибегать к услугам последних; однако опыт подсказал, что по возможности не следует иметь дела с такими компаниями, поскольку, забирая себе значительную часть платы, они вынуждены нанимать людей, изможденных этим тяжким трудом и довольствующихся за неимением лучшего мизерным вознаграждением. Поэтому наш хозяин, будучи в курсе всех этих тонкостей, решил не связываться с Генеральной компанией дзин-рикуся, находящейся в Эдо. В результате ладно скроенные молодцы, занимающиеся частным извозом, доставили нас в Никко благодаря заранее спланированным подменам на день раньше, чем это сделала бы компания».
С самого начала поездки наши путешественники прекрасно приспособились к экипажам, влекомым людьми-иноходцами. В этой скромной и чрезвычайно распространенной коляске они пересекли всю огромную столицу и выехали на главную дорогу Очиу-Кайдо, ведущую в Никко.
Первая остановка и ночевка в Коге.
Как только с ужином было покончено, хозяйке гостиницы предложили приготовить постели.
В холодное время года постель в Японии представляет собой два-три стеганых ватных матраца, называемых «ф’тоны», положенных один на другой на татами, «макуру» (подушку), небольшую лакированную шкатулку с игрушечным валиком для шеи, а отнюдь не головы; и, наконец, одно или несколько «мосенов» (покрывал), которыми накрывается спящий, в добавление к огромному бесформенному домашнему халату, непременному атрибуту отходящего ко сну японца. Что касается простыней, то они здесь неизвестны; желающие их получить должны отправляться в гостиницы, ежедневно посещаемые европейцами и предоставляющие гораздо меньшие удобства за значительно большую плату.
И все же как себя чувствуешь на таком ложе? «Что касается меня, — утверждает автор “Живописной Японии”, — то я чувствовал себя в нем превосходно, заменив макуру скатанным покрывалом. Благодаря этому простому усовершенствованию жесткое японское ложе всегда казалось мне достаточно удобным. Впрочем, это дело привычки, и я частенько на рассвете выслушивал жалобы своих спутников; да и кто, собственно, вообще находит пробуждение приятным? Один жаловался на ветер, дующий сквозь щели, другой плакался, что у него свело поясницу и задубела шея, — короче говоря, окончательного мнения по этому поводу нет. И тем не менее в “Яо-Я” — гостинице Никко — все мы заснули мертвым сном и проспали допоздна, так что когда наконец мы натянули сапоги, наскоро проглотили завтрак и приготовили наши альбомы для рисования, было уже почти десять часов».
Дорога последовательно проходит через Чичикенчо, Харамачи, Нонобикинотаки, затем Кингамине, потом ведет в очаровательную долину, где низвергает свои прозрачные воды водопад Хонья-даки. Затем перед вами беспрерывной чередой разворачиваются очаровательные японские пейзажи, столь веселые, радостные, кокетливые, что кажутся просто нереальными.
Наконец добираемся до озера Чузаидзи, окруженного чайными домиками, с одноименной деревней на берегу, очень модного курортного местечка, нечто вроде японского Монте-Карло, где отдыхает знать Эдо в летнюю жару.
Пока наш гид заказывает обед в прелестном ча-йа (чайном домике), мы обходим деревню, посещаем храм Ф’тарача и покупаем несколько сувениров в память о посещении этого милого местечка. Среди безделушек, производимых местными кустарями, следует упомянуть: небольшие блюда, «цута», служащие для подачи чашек с чаем, музыкальную шкатулку ценой в десять сантимов, бумажный веер, домик из обожженной глины, саблю, детские игрушки, картинки, пустяковые безделушки — словом, ничего стоящего. Цута, однако, заслуживает пары слов. Это, собственно, толстая лиана, разновидность гигантского плюща, ствол которого достигает десяти — двенадцати сантиметров в диаметре. Будучи разрезанной на мелкие части, лиана образует кружочки, из которых и делают оригинальные блюдца.