Когда же слон убедился, что и эти действия не способны смягчить его друга, он вдруг резко оборотился, как бы пораженный внезапной идеей, схватил хоботом коробок, содержавший червей и насекомых, и поставил его у ног майора, а затем подобрал свою удочку и протянул ее хозяину.
— Что же тебе надобно от меня, старина Супрамани? — спросил мой друг.
Тотчас же великан стал нетерпеливо топать ногой и испускать самые мягкие просительные звуки. Желая понаблюдать, как обернется дело, я подхватил игру Джеймса и, подняв с земли коробку, сделал вид, что хочу убежать… Наказание последовало мгновенно: рассерженный слон погрузил свой хобот в реку и выпустил на меня под всеобщий хохот целый столб воды с силой и скоростью пожарного насоса. Майор остановил его знаком, и, чтобы помириться с мудрым животным, я сам надел наживку на его леску. Дрожа от радости, словно ребенок, которому вернули его любимую игрушку, слон ринулся к берегу на свой пост, едва успев поблагодарить меня самым нежным рыком.
Я рассказал об этом случае, которому сам был свидетелем, кабинетным натуралистам, желающим видеть в плененном слоне существо запуганное и глупое…
Нельзя сказать, что здесь мы имели дело лишь с ловкой дрессировкой. Конечно, слона научили держать удочку и выдергивать ее из реки в тот момент, когда поплавок скрывается под водой. Но как же могли ему внушить, что рыба не будет ловиться на удочку без наживки?.. С помощью какой дрессировки обучили его размышлять, умолять маленького Джеймса, чтобы он привел его рыболовецкий инструмент в надлежащий вид?.. И наконец — полнейшее отчаяние для наших натуралистов! — кто же подучил его адресоваться к нам, более того, на мою шутку ответить другой шуткой?.. Все это порождает цепочку совершенно необычных мыслей.
Это уже не просто рудиментарный природный инстинкт; это познавательные способности, это зачатки сознательного мышления; это ум, развитый воспитанием и тренировкой.
А ум человека, каким путем развивается он?»
…Рассказывать о многочисленных и плодотворных путешествиях Жаколио, насыщенных наблюдениями и исследованиями, можно бесконечно. Ведь неутомимый труженик, постоянно выполняя свои юридические обязанности, написал добрых пятнадцать томов!
Сначала о кастах[101]. Главных четыре: брахманы (жрецы); кшатрии, или раджи, образующие верхушку армии; вайшьи (земледельцы, скотоводы, ремесленники, торговцы); наконец, шудры, рабы и наемные работники, и парии, вместе с шудрами составляющие девять десятых населения.
Все касты, вполне понятно, подразделяются на «подкасты», состоящие из бессчетного множества вариаций.
Брахманы воздерживаются от употребления в пищу всего живого и питаются только овощами и фруктами в соответствии со своей верой в перевоплощение душ.
Каста кшатриев больше не существует в прежнем виде, и те, кто еще претендует на принадлежность к ней, не пользуются признанными привилегиями, за исключением редких случаев, когда под владычеством англичан удается еще сохранить какие-то лоскутки власти.
Более низкая каста вайшьев подразделяется на две главные ветви: коммути, или торговцы, лодочники, банкиры, и четти, продавцы мелкого товара. Каждое из этих подразделений в свою очередь членится на множество «подкаст»[102].
Самая многочисленная каста — шудры[103], и, несомненно, у нее самая сложная и разветвленная структура. Любое ремесло, сколь бы мелким и незначительным ни было оно, представляет собой касту, не имеющую ничего общего с прочими кастами; и эта мания зашла так далеко, что и проведя несколько лет в Индии, Жаколио не смог составить полный список всех каст только на юге страны. Он прекратил подсчет на двухстах пятидесяти!
Европейцы, со своей стороны, образовали пятьдесят новых каст, среди которых есть и совершенно неожиданные и причудливые. Не говоря уж о касте добашши, или начальников слуг, о касте кучеров, или виндикара, о касте велакукара, или зажигающих лампы, о садовниках, или татутара, о кастах конюхов, уборщиков нечистот и пр.
Из всего этого проистекает, что для обслуживания в Индии необходимо как минимум от пятнадцати до двадцати слуг, каждый из которых выполняет одну строго определенную функцию, предписанную его «специализацией». К счастью, заработки их не превосходят скромную цифру, которая колеблется между пятью и двенадцатью франками. Даже обслуживая европейских хозяев, они приносят с собой все индийские предрассудки, закоренелое пристрастие к классификации и церемониалу. Очень часто возникают между ними странные распри по поводу первенства. Например, кто должен первым проходить через дверь, кто имеет право сидеть на краю веранды, возле помещения хозяев и т. п.
101
Хотя автор и употребляет термин «каста», на самом деле он имеет в виду разделение индийского общества по сословиям (варнам); разделение это очень древнее: оно отмечено еще в древнем Иране, откуда вместе с ариями было привнесено в Индию и сохранялось в практически неизменном виде около трех тысячелетий, хотя и не в форме абсолютно непреступаемого закона.
102
Термин «каста» введен в XVI веке португальцами; буквально он означает «род», «семья», «племя». В индийских источниках ему соответствует термин «джати». Автор, как и большинство европейцев-неспециалистов, смешивает два понятия, характерные для дифференциации индийского общества: «варна» и «джати». Сословное разделение общества было достаточно жестким на протяжении нескольких тысячелетий индийской истории, тогда как кастовое разграничение оказалось куда более подвижным. Далеко не всегда каста обозначала строго очерченную и обособленную группу. «Каста — результат тысячелетнего развития и взаимодействия различных расовых и других групп в единой системе культуры» ( А. Чудо, которым была Индия. Москва, 1977, с. 160). В современной Индии насчитывается до трех тысяч джати. Стоит отметить, что кастовая принадлежность имеет первостатейное значение прежде всего в жизни низших слоев общества.