Выходя из душа, чувствуя, как алкоголь полностью покинул меня, я запуталась в полотенце, вышла из ванной, направилась на кухню поставить чайник и фоном включила телевизор, чтобы не было так боязно и страшно.
Раздался громкий звонок в дверь, я посмотрела на часы; одиннадцать вечера, кого там несёт? Не взглянув в глазок, я сразу открыла дверь, на пороге стоял Костя без формы.
Лишь в лёгкой куртке, которую он расстегнул; под курткой была белая футболка с рисунком черепа. Что ему нужно здесь?
— Что тебе нужно? — озвучила я свои мысли.
— Пришел убедиться, что ты в порядке, и да, ты всегда встречаешь гостей в полотенце? — Костя усмехнулся, посмотрев на меня сверху вниз.
Только сейчас я вспомнила, что все ещё была в полотенце. Мокрые волосы разбросаны по плечам, до сих пор немного влажное тело после душа — такой вид явно не пришелся бы ему по вкусу.
Я убежала в комнату, чтобы накинуть на себя халат.
Когда я пришла на кухню, Миронов уже налил нам чай и ел мои конфеты, смотря какое-то кино. Я села на стул, отпив глоток чая. Я все ещё помнила, что мы тогда сделали, и меня это пугало, нас это связывало. Нас связывала тайна.
Два месяца назад.
Костя затолкал тело в багажник, когда мы вышли через окно в туалете. Мы ехали непонятно куда, он ничего мне не говорил, мои руки были в крови, платье испачкалась, и его можно только выбросить.
Я все ещё не могла поверить, что убила человека маникюрными, блять, ножницами. Это бывает только в фильмах, но уж точно не в жизни.
Я больше не смогу вынести этой боли, а ещё и это. Костя не стал звонить в полицию, он открыл окно, кинул труп на землю и вылез, помогая мне вылезти тоже. На полу осталась его кровь, открытое окно и наши отпечатки, но, я думаю, Костя с этим справится тоже.
Мы приехали в лес, где нашли толстые палки, дабы закопать труп. Мы рыли яму, я плакала, я не могла остановить слезы, напоминая себе о том, что я убийца, я не только шлюха, но и убийца.
Как я могла вообще так поступить с человеком?
Да, я защищалась, но это ведь меня не оправдывает.
Когда мы покончили с закапыванием, я обняла Константина, он обнял меня в ответ.
— Никто не должен этого знать, с уликами я разберусь, но ты никому не должна говорить, — говорил он, поглаживая меня по волосам. — Тебя никто не видел, надеюсь? — задал вопрос Костя, я подняла голову и взглянула на него.
— Нет. Там было темно, сам знаешь, и очень много людей, сквозь которую пройти просто нереально.
— Это очень хорошо, значит никто не сможет тебя вспомнить, — мужчина прижал меня к себе ближе, а потом, взяв на руки, понес в машину на заднее сиденье. — Я отвезу тебя домой, чтобы мама не волновалась.
Я кивнула, засыпая.
Я слишком устала, чтобы что-то говорить. Когда я приехала, мамы не было дома и я попросила остаться Костю со мной, он согласился. Мы приняли душ по очереди, перекусили и уснули на моей кровати. Мы теперь связаны, мы как одно целое.
— Ксюш, — оторвал меня от воспоминаний Костя. — У тебя чай остыл, — он взял кружку, вылил содержимое в раковину и стал заваривать новый.
Я встала с места и подошла к нему сзади, обнимая его за плечи. Он перестал двигаться, когда я губами прикоснулась к его шее, заставив выдохнуть.
Костя не дышал, когда я развернула его к себе и дотронулась до его губ.
Он ответил мне, подхватив меня за бедра, развернул и усадил на кухонную тумбу, встав у меня между ног.
Я обняла его за шею, все так же целуя, Миронов не отставал: он покрывал мои ключицы лёгкими поцелуями.
Я так долго хотела этого, что сейчас просто не верю в это. Но вдруг резко все прекратилось, Костя отошел от меня.
— Мы не можем этого делать, — на выдохе произнес он. — Ты ещё школьница.
— Это не мешало мне переспать с учителем и половиной города, — сказала я.
Костя знал обо всем, и его злило, когда я говорила это.
— Я прошу, не останавливайся, ты же хочешь этого, — я подошла к нему ближе.
Но он только отмахнулся от меня, взяв свою куртку, он надел ботинки и вышел из квартиры. Я закрыла дверь, а после скатилась вниз на пол. Теперь я поняла, что нашей дружбе конец. Но мы и никогда не были друзьями.
Он никогда не будет со мной, он будет со мной в качестве друга, но не парня. Костя знает, что со мной происходило, в курсе всего того, что я натворила, и не ушел. Я отмела все мысли, убрала со стола, выключила телевизор, переоделась в пижаму и легла в кровать с мыслью о том, что сегодня произошло.
Но мои глаза сами закрылись, я погрузилась в сон.
***
Два месяца назад.
Прошло ещё несколько дней, но я не могла спокойно спать. Я продолжаю заглушать свою боль сексом без обязательств и алкоголем. Я не видела Костю уже пять дней после этого случая, и меня это пугало.
Почему-то я думала, что он готовит мой арест, ведь он — полицейский, а я не могла доверять ему полностью.
В школе по-прежнему всё было плохо: я скатилась по учебе, никак не реагировала на замечания матери. Когда я сидела на уроках, все время рисовала что-нибудь, но меня не трогали, зная, что произошло.
Также не трогали и Алину, зная, что в нее стреляли.
Но вот только у Алины была Юля, а от меня девочки отказались.
— Ксюша, я уже не знаю, как достучаться до тебя, — произнесла учительница, когда я в который раз «ушла в себя». — Ты все время везде, кроме уроков, ты стала получать двойки, ты понимаешь, как все серьезно? — не отставала Вера Витальевна на радость всему классу.
— А вы думаете, что в оценках счастье? — неожиданно подала голос я. — Вы думаете, что оценки показывают знания? Нет. Они показывают далеко не знания. Вы, учителя, ставите два за поведение, за списывание, за ещё всякую и прочую ерунду. Я не понимаю математику, но вы мне ставите четыре, только лишь потому что я иду на золотую медаль, — говорила я, и всё молчали, внимательно слушая. — Оценки так важны? Вот вы, Вера Витальевна, как хорошо вы учились в школе? Вы так же получали хорошие оценки? Вас оценивали за знания? Вы считаете детей тупыми, только лишь потому что они не в состоянии понять ваш предмет. Вы — учитель физики, но Белозёров не знает физику, ему по душе история, а вы считаете, что из него не выйдет ничего хорошего только лишь потому, что он, черт возьми, не знает вашу гребаную физику, — я выдохнула, перевела дух и вновь продолжила: — Не смейте говорить, что оценки определяют знания, не смейте занижать возможности учеников и не смейте говорить мне, что я скатилась! Я за минуту могу решить эту задачу,и мне плевать на количество оценок, медалей и красных дипломов, потому что я знаю свои возможности, — закончила я.
Внезапно моя голова закружилась, я упала на пол. Меня начало трясти, я стала кричать и звать на помощь. Мне было страшно, я видела галлюцинации.
— Пожалуйста, не надо! Не стреляй! — кричала я, чувствуя, как меня трясет.
Мне стало холодно, стало слишком холодно. Я пыталась встать, кричала, потом снова тряслась от холода.
— Кто-нибудь идите за медиком, у нее пена из-за рта, и она кричит, я не знаю, что с ней, — в панике говорил кто-то, я не понимала кто это, я видела только лишь Илью и тот сарай. — У нее глаза открыты, но она не видит нас. У нее галлюцинации, ей в больницу надо!
Я почувствовала слабость, и мне захотелось спать. Похоже, мне вкололи снотворное.
Очнувшись в больнице, я чувствовала себя совершенно нормально. Отказавшись от осмотра, я, не дождавшись мамы, ушла домой.
Со мной все нормально, и не нужно меня лечить. Моя мать, когда узнала обо всем, пришла к выводу, что нужно мне пройти обследование, но я не хотела.
Я отнекивалась, ведь это было всего раз и больше такого не должно повториться.
— Ксюш, ты меня слышишь? — над моим ухом крикнула Кристина, я вздрогнула. — Что с тобой постоянно? Ты вечно словно в облаках витаешь, но только не с нами, — обиженно надула губки девушка. — Я тебе рассказывала, что познакомилась с таким парнем, а ты меня не слушаешь. Его Илья зовут, Чернышев.