И поддержаны внутренней верой,
В, этой брошке и в ниточке бус
Проявляются полною мерой
Такт, изящество, тонкость и вкус.
«Временные пояса!..»
Временные пояса!
Да мы их с собою возим.
Разница лишь в три часа
И тем боле в семь и восемь
Оставляет долгий след.
Ну, а чем, скажите, взвесить
Разницу в пятнадцать лет,
Даже в девять или десять?..
«Вся августом прокалена…»
Вся августом прокалена,
Идет тропинкой, где короче.
В глазах осталась пелена
От промелькнувшей летней ночи.
Часам предутренним — свое,
В словах беззвучных и в пылу их.
И губы пухлые ее
Приплюснуты от поцелуев.
«Ночью веяло сыростью, лугом…»
Ночью веяло сыростью, лугом,
И, вступая в садов забытье,
Я во тьме обострившимся слухом
Слышал сердце свое и твое.
Непроглядною ночью глухою
Смутно видел свеченье лица.
Мои пальцы, встречаясь с тобою,
Были чуткими, как у слепца.
«Мы помним факты и событья…»
Мы помним факты и событья,
С чем в жизни сталкивало нас,
В них есть и поздние открытья,
Что нам являются подчас.
Но вдруг мы видим день весенний,
Мы слышим смех, мы ловим взгляд…
Воспоминанья ощущен и й! —
Они нам душу бередят.
И заставляют сердце падать
Или взмывать под небеса,
И сохраняет их не память,
А руки, губы и глаза.
«Не ожидала никак…»
Не ожидала никак,
Сон уже чувствуя в теле,
Стоя с подушкой в руках
Возле раскрытой постели.
Сильно светила луна.
Ярко белела рубаха.
Он постучал — и она
Похорошела от страха.
ВОСПОМИНАНИЕ
Все было, брат, со мной
На этом белом свете,
И ездил я к одной
На велосипеде.
Всходил я на крыльцо,
Машину ставил в сенцы
И, взявшись за кольцо,
Ждал, чтоб утихло сердце.
А в сенцах полумгла.
Сквозь пыльное окошко
Луч падал, как стрела,
На старое лукошко.
Стучал я… Двери мне
Хозяйка открывала,
Краснела в тишине
И в губы целовала.
«Опять, опять сидишь со мною рядом…»
Опять, опять сидишь со мною рядом,
Опять рука в руке.
Но смотришь ты отсутствующим взглядом,
Вся где-то вдалеке.
«Где ты сейчас?» — А ты не отвечаешь
На это ничего.
«Кто там с тобой?» — А ты не замечаешь
Вопроса моего.
Вложу я в крик всю боль и всю заботу.
Но мой напрасен зов…
Так, заблудившись, тщетно самолету
Кричат со дна лесов.
«Без разрыва и гула…»
Без разрыва и гула —
Не минувшей войной —
Человека шатнуло,
Как взрывною волной.
Находился при деле,
А раскрыл письмецо,
И глаза потускнели,
Исказилось лицо.
А ведь был он упрямый,
Был уверен в судьбе.
А ведь с юности самой
Жил, внушая себе:
Убивают кого-то, —
Нас не могут убить.
Забывают кого-то, —
Нас нельзя разлюбить.
«Ежедневный этот путь…»
Ежедневный этот путь,
Еженощный этот шепот
Не сумел он зачеркнуть, —
Слишком прочен долгий опыт.
Вот ушла — как умерла.
Неизвестно, что страшнее.
Но с собой не унесла
Годы, прожитые с нею.
«Зазвучали шорохи рассвета…»
Зазвучали шорохи рассвета,
Небо слабо начало светлеть…
Разлюбила женщина — и это
Хуже, чем в дороге заболеть.
А ведь каково болеть дорогой!
Ты в жару не помнишь ничего,
И тебя на станции далекой
С поезда снимают одного.
Ты еще надеешься невнятно,
Что, пока стоянка пять минут,
Осмотрев, тебя они обратно
В твой вагон качнувшийся впихнут.
И поверить вот уже не в силах,
Чуя в сердце жуткий холодок,
Слышишь ты с брезентовых носилок
Поезда пошедшего гудок.
Ты потом поправишься. И вскоре
С самого утра и дотемна
Будешь ты болтаться в коридоре
Около больничного окна.
Но гудок, как будто отрешенный,
Слезы выжимающий из глаз,
Стеклами двойными приглушенный,
Ты еще услышишь много раз.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Я пробудился летом,
Слыша гуденье пчел.
Снилось: стою с билетом,
А мой состав ушел.
…Сумрак лесной опушки.
Запах густой травы.
Вмятина на подушке
От твоей головы.
«Вы машинально, безо всякой цели…»
Вы машинально, безо всякой цели,
В какой-то миг, что даже не воспет,
Внезапно обернуться захотели
И посмотрели женщине вослед.
Куда спешит и в чем ее заботы?
Их знает кто, их с нею делит кто?
Бот в дом вошла, сняла в передней боты,
На спинку стула сбросила пальто.