— Но ты сын Суверенного Понтифика, а это их первая настоящая миссия, — возразил Мартини. — К тому же, в их глазах, ты менее глуп, чем я, так что проведение ритуала будут ждать от тебя, а не от меня.
— Прекрасно. Я об этом позабочусь сейчас же, так что можете побыть наедине, — сердито буркнул Кристофер.
— Не начинай, — устало сказал Мартини. — Это не единственная причина, чтобы ритуал провел ты.
— Мы еще увидимся, — Кристофер кинул на меня пронзительный взгляд и гордо удалился из библиотеки. Чуть меньше, чем через минуту вдали хлопнула дверь.
Мартини положил руки на стол и положил на них голову, закрыл глаза.
— Еще что-нибудь спросить хочешь?
Да, но это может подождать.
— Нет.
— Я так и понял, — он поднялся. — На место операции мы уходим, обычно, с другого уровня. Просто спроси любого, откуда обычно стартуют и тебе покажут дорогу, — он направился к выходу.
— Джефф, почему ты уходишь?
Он остановился.
— Это был великий день. Один из лучших, что у меня было за все это время, — сказал он, не оборачиваясь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я почувствовал твою реакцию, когда предложил использовать тебя в качестве приманки, — он горько усмехнулся. — Я не могу тебя винить, — он посмотрел на меня, и словно холодным душем обдало. — Это моя работа. Я должен делать то, что будет лучше для всех. То же и с Кристофером. У нас нет выбора.
— Всегда есть выбор.
— Да. И я свой сделал. Я должен был его сделать. Выбрать что-то одно, — он закрыл глаза. — Слушай, я хочу уйти, хорошо? Я не могу здесь оставаться.
— Почему?
Он снова посмотрел на меня, словно я его дразнила.
— У меня ощущение, что ты меня ненавидишь.
— Что? — я была готова к любому ответу, но только не к такому. — Джефф, о чем ты? Я не ненавижу тебя.
— Я эмпат, не забывай, — он снова горько усмехнулся. — Я чувствую это.
— Нет, Джефф, — я замотала головой. — Я не знаю, что ты чувствуешь, но это не от меня исходит. Я не ненавижу тебя вообще.
— Посмотри сама, здесь больше никого нет, так что я могу чувствовать ненависть только от тебя. Пожалуйста, Китти, прекрати меня терзать.
— Джефф, пожалуйста, — появилось ужасное ощущение чуть ниже живота, — не уходи. Не уходи отсюда. Не оставляй меня сейчас.
— Почему бы и нет? — спросил он уставшим голосом.
— Джефф, то, что ты чувствуешь, это не от меня. Это, должно быть, от него, — учитывая обстоятельства, я была чересчур спокойна. Это было жутковато.
— Ты человек, — сузив взгляд, Мартини всмотрелся в меня, — и ты можешь очень хорошо врать.
— Я — человек. И я волнуюсь. Ты чувствуешь это?
Мартини заметно сосредоточился.
— Да… только смутно.
Он все еще колебался, и я не могла представить, что еще нужно сделать. Я не чувствовала в себе Мефистофеля, но какая-то его часть была во мне.
— Джефф, он пытается влиять на тебя. Я не знаю, что делать. И я не знаю, что сделать, чтобы избавиться от этого. Но я нуждаюсь в тебе. Он знает это и пытается внушить тебе обратное, — я порадовалась, что это не действует на Райдера, Клаудию и Лоррейн. Кристофер, тот и без того едва меня терпит, так что на его счет можно не беспокоиться. — Почему ты мне не веришь?
— Потому что я этого не чувствую, — печально сказал он и ушел.
Невдалеке открылась и захлопнулась дверь. Вне моего желания накатили слезы. Мне стало страшно — теперь я была одна. Один слабый человек, которому не на кого больше рассчитывать и который не знал, как вернуть Джеффа. Я до сих пор не уверена, люблю я Джеффа или нет, но точно знала, что не ненавижу.
Спрятав в ладонях лицо, я тихо плакала. Я не могла пойти к родителям, потому что из-за этого они окажутся в опасности. Я не могла рассказать об этом никому другому, иначе меня запрут в какой-нибудь камере и забудут. Там и помру.
Чьи-то руки обняли меня. Я дернулась, вырываясь, но руки удержали меня. Крепкой хваткой.
— Это нормально, — прошептал Джефф. — Извини.
Я не смогла удержаться и уткнулась в его грудь, позволив его рукам обхватить меня.
— Что, я обязательно должна была впасть в истерику, чтобы ты поверил мне?
Похоже, еще одной его рубашке предстоит намокнуть от моих слез.
— В каком-то смысле, да, — он погладил меня по спине. — Ты права, присутствует какой-то внешний эмоциональный слой, не пропускающий настоящую тебя. То, что мы пережили утром, изнурило меня. В смысле, эмпатически. Но, когда ты начала плакать, я почувствовал это, так же, как вчера в аэропорту, а потом ночью, когда тебе приснился кошмар, — Он поцеловал меня в макушку. — Извини, малышка. И, пожалуйста, перестань плакать.