Разница, составившая 157 000 фунтов (или 192 000, по греческим отчетам), предназначалась для лондонских брокеров. Известный журналист «Уикли реджистер», Уильям Коббетт, сделал бездарное финансовое руководство Лондонского греческого комитета своей главной мишенью. Ни один из ведущих членов комитета не проявил бескорыстия в этой истории; большинство из них получили от займа большие личные прибыли.
Год спустя в Лондоне организовали второй заем на сумму 2 000 000 фунтов . После вычета средств на погашение текущих расходов и на создание амортизационного фонда и фонда для выкупа документов предыдущего займа для его обновления он составил 1 100 000 фунтов . Таким образом, лондонские брокеры и с этой денежной сделки снова получили очень хорошие барыши.
9 См. с. 169. Во время греческой войны за независимость, разразившейся вскоре после окончания Наполеоновских войн, Европа была наводнена оставшимися не у дел армейскими офицерами — людьми, в силу образования или характера не способными подыскать себе другое занятие. Многие из них кочевали по континенту в качестве наемников, принимая участие в каждом революционном мятеже, где им платили деньги; при этом многие из них в собственных странах слыли политически неблагонадежными или находились в полицейском розыске и поэтому не могли вернуться домой. Их привлекал запах войны, а слухи о событиях в Греции возбуждали страстные надежды прославиться. Пользуясь услугами этого перенасыщенного рынка наемников, Мехмет-Али, султанский наместник в Египте, сознававший, что европейские методы ведения войны более эффективны, чем в исламском мире, создал армию и флот, солдат и матросов для которых готовили европейские специалисты. А тем, кто был готов поступиться собственной верой, он даже доверял командование. Его инструкторы были в своем большинстве французами, а самым старшим был полковник по прозвищу Seve[15]. Он был одним из немногих воинов, кто утверждал, что сражался в битве при Трафальгаре и Ватерлоо; человек талантливый и без особых моральных устоев, он принял ислам и получил высокий пост под именем Сулейманбея. Когда приемный сын Мехмет-Али, Ибрагим, отправился из Александрии на завоевание Греции, вместе с ним в плавание пустились и многочисленные европейские офицеры, обучавшие до этого его войска. Медицинский персонал был в основном укомплектован молодыми хирургами, преимущественно выходцами из Италии, которых привлекали щедрые обещания Мехмета-Али. Многие французские солдаты служили и на стороне греков, надеясь, что их успех в Греции способен доказать, что бонапартисты — все еще жизнеспособная сила, а французскому народу следует свергнуть Бурбонов и восстановить славу Империи. А другие бонапартисты, поклонники эллинской культуры вроде Перса, Фабье и Журдена, стремились смыть позор Ватерлоо, и Греция давала им эту надежду на победу.
10 См. с. 171. В «Истории Греции» Финлея лорд Байрон, ставший свидетелем стрельбы двух турецких крейсеров, пытавшихся помешать грекам взять севший на мель бриг, не без юмора заметил: «Эти турки окажутся опасными врагами, раз палят не прицеливаясь».
11 См. с. 171. Я пользовалась «Мемуарами генерала Макриянниса», поскольку его описание событий в меньшей степени грешит восхвалением собственных подвигов в отличие от большинства военных мемуаров того времени. К тому же он родился в 1797 году, что делало его сверстником Паши. Переживший ужасы тюремного заточения, он дает картину событий марта 1821 года:
«В ночь на Святой день Пасхального воскресенья я отправился в Арту, где повстречался со своими конфедератами и сообщил им новости. Туда же были доставлены головы лидеров Патрога, чтобы далее переслать Хурситу-паше. Тогда и меня тоже арестовали, как неблагонадежного подданного султана, поскольку я был из Морей. Они надели мне на ноги кандалы и мучили меня всячески, чтобы заставить выдать тайну. Семьдесят пять дней пришлось мне терпеть лишения.
Они собирались двадцать шесть из нас повесить, и только я один, Божьей милостью, избежал виселицы. Пленники были родом из Воницы и других частей страны. Всех их повесили на базаре. Они снова хотели допросить меня. Меня увезли с места казни и доставили к паше, который провел дознание относительно источников моего существования, а также заработков моих земляков. Они вернули меня в крепость, чтобы вторично подвергнуть пыткам, после чего бросили в темницу.