Возможно, я и не смогла бы удержаться от слез, но я, по крайней мере, в состоянии сдержать первый всхлип, пока не выйду из комнаты, прислонившись для опоры к стене и зажав рот обеими руками, чтобы приглушить звук.
25
РЕН
Мне не нравится тишина в комнате после того, как я закончил рассказывать доктору Стоун о том, что произошло со Скарлет. Это та тишина, которая давит. Я знаю, что она, должно быть, думает о всякой ерунде, которую не хочет произносить вслух. И я это чертовски ненавижу. Так или иначе, посреди всего этого дерьма это то, что я ненавижу больше всего.
— Ну? — Я должен спросить. — Что вы думаете? Вы ничего не говорите, и это нехороший знак.
— Прости меня. — Бывают моменты, когда я ненавижу то, какой нежной и осторожной она всегда бывает. Она боится сказать что-то не то. Всегда хочет быть профессионалом. Я понимаю это, и когда я не в дерьмовом настроении, я даже могу это оценить. Нелегко сидеть здесь и вести себя как чистый лист, на котором пациент может нацарапать свои мысли и страхи. В ее голове, должно быть, вертятся самые разные мнения, но она хорошо умеет притворяться, что это не так.
Садясь немного прямее, она прочищает горло.
— Ты хочешь сказать, что Скарлет физически увлеклась Ривером, когда он был на переднем крае твоего сознания.
— В значительной степени, да. Она знала, что это Ривер, а не я, но все равно это сделала. И она даже не извинилась. — Или извинилась? Черт, у меня в голове все перепуталось. Я не могу ясно мыслить. Нелегко собрать все воедино в правильном порядке, когда я практически ослеп от ярости и обиды.
— Ты веришь, что Скарлет намеренно ждала, пока Ривер выйдет, прежде чем вступить с ним в физическое взаимодействие?
От этого вопроса мне становится слишком неуютно. Как будто моя кожа внезапно стала слишком тугой для моего тела, и я чувствую себя не в своей тарелке.
— Не знаю, — признаюсь я.
— Я не спрашиваю, что ты считаешь правдой, — продолжает она тем же мягким, ровным голосом. — Я спрашиваю, что первым пришло тебе в голову, когда ты узнал, что они были близки. Ты вообразил, что она предпочла тебе Ривера?
Возможно, тогда я и не думал об этом в таком ключе, но теперь, когда она упомянула об этом…
— Да. Я думаю, что именно туда сразу же направился мой мозг.
— Она отказывалась от физического контакта с тобой?
— Нет, — признаюсь я. Я бы хотел, чтобы она не смотрела на меня так, как сейчас, словно пытается заглянуть в мою голову. — Все совсем не так.
— Проявляла ли она больший интерес к Риверу, чем к тебе самому?
— Нет, — бормочу я. У меня начинает болеть голова от всего этого. — Я не знаю, о чем я думаю.
— Ты думаешь, что она тебе изменила.
— Ну, да. — Слышать слова, произносимые вслух, больно, но я не могу притворяться, что у меня нет никаких чувств.
Я вскидываю руки в воздух, уставившись на нее.
— Ну? Что вы думаете? Потому что ей было больно от моей реакции, и я не могу смотреть на нее прямо сейчас. Это не может продолжаться вечно.
Она глубоко вздыхает, хмурясь, и у меня возникает чувство, что мне не понравится то, что я сейчас услышу.
— Рен, в конце концов, тебе нужно помнить о том, что мы много раз обсуждали во время наших сессий. Я понимаю, что Ривер не кажется частью тебя, но именно так тебе нужно начать думать о нем. Вы не две отдельные сущности.
— То есть вы хотите сказать, что она права.
— Все не так просто. — Я почти ненавижу то, какая она нежная. Понимающий доктор. — Независимо от того, выступаешь ли ты за Рена или за Ривера, Скарлет видит одного и того же человека. И если ты когда-нибудь собираешься исцелиться после всего, через что тебе пришлось пройти, ты должен найти способ начать видеть в нем себя.
— В ваших устах это звучит так просто.
— Я знаю, это нелегко, — настаивает она. — Но это часть процесса. Самая важная часть. Если ты собираешься двигаться вперед в своей жизни, это важный шаг. Измени свое мышление.
Она смотрит на часы. Я узнаю ее хмурый взгляд, полный сожаления.
— И на сегодня все. Я призываю тебя еще раз подумать над этим. Не бойся думать о Ривере как о части себя. Ты можешь хорошенько подумать об этом, прежде чем мы снова встретимся?
— Конечно. — Что еще я должен делать? В конце концов, я все еще пленник. То, что я не нахожусь внизу в камере, не означает, что я волен ходить, куда захочу. Для меня нормально бродить по дому, но я не чувствую себя комфортно, делая это. На меня всегда смотрит охрана семьи. Некоторые из них были с нами, когда мы отправились спасать Луну. Они знают, что я никому здесь не причиню вреда, и они видели, как я накинулся на Кью, чтобы не дать ему погибнуть. Этого недостаточно, чтобы стереть недоверие, которое я вижу во всех них, когда прохожу по дому после сеанса в поисках Ксандера.