— Командир, ты иди погуляй по комнатам, а я через пять минут сделаю здесь блеск. — сказал он не прекращая складывать в и без того полную раковину, посуду с уже засохшими остатками трапезы.
— Сделаю блеск! — иронично передразнил его Венский, — Ну, делай.
Венский минут пятнадцать обследовал квартиру Данилина. Две небольшие комнаты, одна заперта на ключ, другой трудно сразу определить назначение. Она, по–видимому, являлась и спальней, и гостиной, и складом. Кровать не заправлена, бельё не менялось, как показалось Венскому месяца три, у одной стены несколько больших коробок, в углу телевизор, вероятно один из первых цветных аппаратов, произведенных за рубежом, по противоположной стене шкафы и полки, плотно уставленные книгами. На столе у окна пыль, исчёрканные и исписанные листы бумаги, и книги.
Венский задержался у стола.
— Элифас Леви «Книга Мудрецов$1 — прочитал он название одной из них, — Карлос Кастанеда «Путешествие в Икстлан», Елена Бловтская «Разоблачительная Изида».
Александр просмотрел ещё несколько книг, все они являлись, по его не очень компетентному мнению, произведениями мистическими, и отчего‑то немного пугали.
— «Бхагавад Гита», Михаэль Лайтман «Вавилонская Башня», — Венский немного нервно, но аккуратно положил на стол книгу, по цокал языком, сожалея, что с его товарищем происходят странные, по меньшей мере, вещи и решительно произнёс. — Допился!
По его возвращению на кухню, Александр был неожиданно удивлён скорому выполнению, казалось бы неразрешимой в такие сроки задачи. Кухня преобразилась. Нельзя сказать, что окна стали чище, или шкафы заблестели, но ноги к полам уже не прилипали, стол был чист, и грязной посуды видно не было.
— Оперативно. — одобрительно произнёс Венский.
Данилин сиял.
— Давай командир, присаживайся. Есть будешь? А пить?
Венский сухо зыркнул на Мишу. От знакомого до боли взгляда Данилина передёрнуло.
— Да ты ж сам про похмелку спрашивал?
Венский продолжал сверлить его взглядом.
— Да что не так, то Сань? Ты чего на меня как перед казнью рассматриваешь?
— Я пытаюсь разглядеть, чего в тебе от прежнего Медведя осталось…и пока тщетно.
Данилин, запустил здоровенную пятерню в длинные непромытые волосы. Склонил голову, и так просидел несколько минут, изредка вздыхая, и даже тихонько постанывая.
Александр не торопил его с ответом, он собирался ждать ровно столько, сколько потребуется его бывшему сослуживцу, что бы вспомнить, кем он на самом деле является, и сравнить с тем, кого он в данную минуту из себя представляет.
Данилин молча протянул руку к бутылке, сначала робко, затем смелее, и уже не раздумывая, скрутил ядовитой твари горло. Из образовавшегося отверстия, потек в его стакан яд, с помощью которого он давно и упрямо пытался отравить свою память, так безжалостно подталкивающую к прошлому, и заставляющую отрицать настоящее. Данилин никак не мог найти себе места в новом мире, впрочем, как и многие. И тогда он вновь обращался к отраве, действующей эффективно, но не долго, и ему приходилось повторять процедуру ещё и ещё. Он уже переставал понимать, что есть прошлое, а что настоящее, и это скорее устраивало, чем обременяло.
Сегодня Венский явился из той жизни, которую Медведь старался забыть. Но он всё же был безмерно рад, появлению товарища, олицетворяющего всё самое лучшее, что случалось с ним. Надежда заблестела как робкий утренний луч, пробивающийся сквозь туманную мглу. Но он уже слабо верил, что этому свету суждено озарить его. И снова ему захотелось избавиться от мук, и снова он захотел забыться. Данилин с показательной небрежностью, отрицая победу рутины над его разумом, залпом опорожнил стакан.
— Мощно! — прокомментировал Венский его выступление с бутылкой и стаканом, — Станиславский был бы в шоке. Верю, Миша! Верю! Жизнь — дерьмо! Вот только долго ли ты так протянешь боец?
— А я и не претендую. — прохрипел Медведь, смачно занюхав локтём горькую.
— Ну, ну. — с укором хмыкнул Венский. — Ну, тогда я ошибся, и зашёл не в ту дверь.
Данилин звериным взглядом впился в Александра. Порция яда возымела желаемый эффект.
— Да нет больше Медведя! — взревел он. — Издох он в берлоге, как шавка на помойке. Залёг и издох. И не нуждается он больше в нравоучениях и наставления и в помощи не нуждается.
Данилин вскочил и навис над Венским как зомби, готовый в любой миг наброситься на обидчика и сломать его тело в стальных тисках могучих лап.
Венский стоял, как и прежде подпирая собой дверной косяк, и лишь взгляд его сделалась металлическим, холодным и чересчур спокойным.