Андрюша слыхал своими ушами, как Чаркин сказал:
— Позаботьтесь, чтобы обязательно были белые и красные розы, возьмите на Екатерининской: со мною сядет молодая женщина.
Приготовления заканчивались. Чаркин стоял на крыле и теперь, как казалось Андрюше, походил на пирата: он сбросил кепи и повязал голову ярко-красным платком, он давил ногою на проволочный трос, от натуги наливаясь кровью. От усилий Чаркина весь аэроплан покачивался. Монтеры выжидали с инструментом в руках. Чемпион недовольно кричал:
— Балаболки! Разве это работа? Вдвое туже!
Полет был назначен на шесть часов.
К четырем уже начали заполняться аллеи.
Андрюшу лихорадило, он не мог мириться с будничным меланхолическим плеском фонтана, запущенного садовником, — все вокруг было в другом ритме, в другом движении.
Промаршировал еще один взвод солдат в бескозырках, с погонами морского батальона, а вскоре показался и военный оркестр.
Чаркин больше не горячился, спокойно оглядел площадку, аэроплан и вдруг подозвал Андрюшу: «Пройдемся, тезка» — и, отсчитывая шаги, повел к самому обрыву.
— Теперь говори мне — это пакгаузы?
— П-пакгаузы, — отвечал Андрюша, неожиданно для себя заикаясь от волнения и счастья.
— О! Ты заика?
— Нет, — отвечал Андрюша, — это так себе.
— А, так себе? — рассмеялся Чаркин. — Ну, мальчуган, подержи шланг: будем умываться. К крану, дружок, к крану!
— Прямо тут?
— А где же? Стесняешься, зайдем за кусты.
— Пойдем лучше к нам, — решился предложить Андрюша.
— Куда это?
— В «Лактобациллин».
— Куда?
— Это простокваша профессора Мечникова, папин павильон, там есть буфетная с умывальником. Да вот он.
В мареве приморского зноя красовался небольшой павильон, и буквы, вертикально насаженные на неподвижный флюгер, составляли слово: «Лактобациллин».
Чаркин прочитал это слово, повел головой: «О-го-го», спросил:
— А все-таки, что оно означает — такое красивое слово?
Андрюша отвечал:
— Я же говорю, простокваша профессора Мечникова для общего оздоровления.
— Чудесно, — улыбаясь, сказал Чаркин, — мне это начинает нравиться. Но я, малыш, люблю умываться под сильной струей, это тоже полезно для оздоровления. Мы здесь умоемся, а ты беги в свой «Лактобациллин», спроси, позволительно ли зайти переодеться?
— Конечно, можно. Папы нет, одна Маруся.
— А папа сердитый?
— Не думаю. На самом деле он очень добрый.
— Это хорошо, что ты так думаешь о папе. А мама?
— Мы, — и вдруг Андрюша опять неожиданно для самого себя заикнулся, — мы с папой вдвоем.
— А-а, вот как! Раз вы с папой одни, значит, он должен быть горд сыном… А Маруся — это кто?
— Маруся — официантка.
— Блондинка? Рыжая?
Что-то, как облачко, пробежало по счастливому сознанию мальчика, но он рассудительно отвечал:
— Нет, она черная, брюнетка. Маруся — малороска.
— А-а, это для нашего Володи. С Володей познакомился? Монтер. — И Чаркин, сбрасывая за кустами комбинезон, стал зычно звать монтера Володю.
Услышав и от Володи, что они с Андреем Ефимовичем непременно придут в «Лактобациллин», Андрюша, подражая Чаркину, во все горло кликнул Стивку, и мальчики побежали к себе: в павильоне со вчерашнего вечера оставалась немытой вся посуда.
Маруся встретила их упреками, но при сообщении, что, дескать, сейчас придет сюда Чаркин, вдохновенно заметалась между столиками.
Чаркин не обманул. С еще мокрыми рыжими космами он появился на веранде, утирая короткую шею сырым полотенцем. Володя нес чемодан. Они весело спросили у Маруси разрешения переодеться и еще через несколько минут вышли тщательно причесанные. Чаркин — на прямой пробор, в брюках-бриджах и коричневых лакированных крагах. Его развитой торс гонщика обтягивался красно-рыжим джемпером. Таким образом, он весь пылал, как человек перед печью.
— Теперь мы попросим живительного лактобациллина, — сказал чемпион, застегивая браслет с ручными часами — один из бесчисленных призов и, еще не отведав баночки, уже хвалил: — Прекрасный лактобациллин! Прекрасный! А это что?
Он увидел на столике стопку рекламных салфеток.
— Это у них реклама, — объяснил Стивка назначение бумажных листков-салфеток с отпечатанным изречением: «Лактобациллин по способу профессора Мечникова — лучшая гарантия долголетия».