Девочки замолкли и, постояв еще минутку у ворот, продолжая держать одна другую за руку, так же молча повернулись и перешагнули через порог калитки.
Улица у нас узкая, тихая.
Палисадник для детей разбит перед нашим домом.
Смотрю как-то из окна. В палисаднике играет мальчик. Ему года три. Он и палку нашел, и камень, и вот начал складывать камни в кучу, посыпать их песком, прибивать палкой.
Он и так посыпал, и этак. Потом собрал песок в ведерко и высыпал его обратно. Потом опять собрал и опять высыпал.
Все было очень интересно и нужно.
Своим делом мальчик занимался с очень серьезным видом. Чудный мальчик! Бессмертная игра!
Еще раз подивился я тому, как немного нужно для свободного детского ума, как счастливо их воображение.
Вот мальчик построил крепость и, довольный незатейливой постройкой, отступил на шаг. Стены крепости, однако, осыпались и здесь и там. Мальчик решил утолстить их. Он деловито оглянулся, где бы еще добыть песку, и вдруг остановился взором на одной точке, очарованно замер, опустил руку с ведерком, потом другую — с совком. Он смотрел не на дорожку палисадника, не на кучу песку, а куда-то в сторону, через мостовую.
Улица у нас узкая.
Я заметил даже, что мальчик слегка побледнел.
Он вернулся к своей игре, но игра расстроилась. Он то и дело оглядывался туда, где что-то привлекло его внимание.
Нет, он не мог продолжать игру. Мальчик тихо опустил на землю ведерко, положил совок, еще раз оглянулся и, виновато счищая со своих ладошек песок, как-то бочком, растерянно и смущенно вышел из палисадника.
Я высунулся из окна, заглядывая через улицу, наискось, туда, куда только что смотрел малютка.
В раскрытом окне дома сидел большой вислоухий сеттер. Пес добродушно провожал глазами мальчика, вдруг прервавшего свою игру…
Боже мой! Так вот кто испугал его. Да, да, ему теперь было не до игры; еще раз оглянувшись, мальчик вдруг побежал, а пес ударил хвостом по подоконнику и, выше подняв голову, резво тявкнул — раз и другой…
Теперь судите: мог ли я завидовать еще неопытному воображению ребенка?
Конечно, не редкость дружба собаки с кошкой, хотя и тут есть над чем призадуматься. И дружба дворняжки Белки с рыжей безыменной кошкой из нашей квартиры ничем особенным не примечательна: подружились у общей кормушки.
Но вот интереснейший случай произошел на моих глазах.
Как всегда, чистенькая остроухая Белка увязалась за мною уже на пороге, и только мы вышли с лестницы во двор, одновременно два кота метнулись от Белки. Куда уж тут — Белка за ними! Настигает. Несутся. И в этот момент откуда-то из ниши подвального окна выскочила наша рыжая, и вот она уже на том же курсе, в одной компании с теми двумя, видно только, как взлетают на бегу три кошачьих зада.
Белка опешила.
Нет, нужно было видеть ее выражение!
Я не сказал бы даже, что Белка растерялась. С ней произошло что-то другое.
Мгновенно. Удивительно.
Кошки — разом все три — опять нырнули в какой-то вонючий подвал, но рыжая, несомненно, успела заметить, что Белка как ни в чем не бывало обнюхивает камень, брошенный на асфальте двора.
— Белка! — восхищенно воскликнул я.
Только косит глазом.
Очень симпатичная собачка.
Мой сосед Сережа был убежден, конечно, что плачут только девчонки. И в самом деле, он никогда не плакал. Велико было его удивление, когда однажды мать сказала при нем по какому-то поводу:
— Это слезы мужчины.
Что это — слезы мужчины? Какие же это особенные слезы?
Мать, однако, не умела объяснить Сереже, что это за слезы, а только улыбнулась.
— Придет время — сам поймешь.
А время, оказывается, уже стояло за дверью.
В тот же день Сережа принес из школы свою первую отметку, и это была тройка. Тройка по письму.
Сережа вошел потрясенный и тихий. Не щегольнул новеньким портфельчиком из желтой кожи, не постоял перед зеркалом в новенькой фуражке. И Алешка, старший его брат, ученик третьего класса, сразу все понял.
Когда Сережа потянулся к телефонной трубке, чтобы позвонить маме, — это он делал каждый день, — Алешка был уже тут как тут, с ликующим, ехидным выражением на лице.
Алешка не сводил глаз с Сережи, Сережа, сосредоточенно морща лоб, набирал номер. И вот Сережа заговорил:
— Позовите маму… Мою маму… Веру Васильевну позовите…
Приоткрылась дверь в коридор, из-за двери выглянула тетя Клара.
— Двойка, — сообщил ей Алешка, продолжая торжествовать.