1875 год
Париж, Франция
Париж встретил меня неприветливо. Измученный революциями, коммуной, постоянными изменениями, он походил на старика, который потерял способность к адаптации и теперь лишь доживал свой век, покорный воле обстоятельств и окружающих. Грязный. Серый. Шумный. Здесь даже нельзя было найти нормальную еду. Казалось, что люди пропитались вонью города, а город — вонью людей.
Да, у меня было не очень хорошее настроение, и смотреть на мир в радужных красках я был не намерен. Мы прекрасно поохотились с Винсентом и тепло расстались. Даже тот факт, что я должен был передать письмо от него Дане, меня не огорчал. Привычка относиться к жизни философски брала свое, и я просто делал то, что считал нужным. Но по мере приближения к Парижу настроение ухудшалось. Не скажу, чтобы я всерьез задумывался на тему, что же такое там написал Винсент. Скорее, меня беспокоило то, как примет это Дана.
Я не хотел думать о прошлой с ней встрече как о счастливой случайности.
На этот раз мне было плевать на все, и у ворот даниного дома я появился около обеда. Пришлось закутаться в плащ и надвинуть шляпу на лицо, но в остальном я добрался без приключений. Служанка встретила меня молча. Не задала ни одного вопроса и проводила в покои «госпожи». Хороший знак.
И все бы ничего, если бы я не нашел хозяйку… в свадебном платье. Я замер на пороге, не сводя глаз с ее сшитого по последней моде туалета, и пытаясь понять, что здесь происходит. Дана крутанулась вокруг своей оси и посмотрела мне в глаза.
— Ну как?
— Прекрасно.
Она хлопнула в ладоши и снова уставилась в зеркало.
— Меня не полнит? Такая ужасная мода сейчас в Париже. Вот бы оказаться в Древней Греции. Что скажешь?
Я осторожно поставил саквояж в кресло, скинул плащ и шляпу и закрыл за собой дверь.
— Скажу, что совсем без одежды тебе было бы еще лучше.
Она бросила на меня кокетливый взгляд, но через мгновение вернулась к зеркалу. Я скрестил руки перед собой. Возможно, чтобы заставить себя оставаться на месте.
— Я тоже так думаю. Но, увы, не в этом обществе. Не в это время. Убеждена, что когда-нибудь в моде будет минимум одежды.
— И наступит твоя эра.
Она рассмеялась и посмотрела мне в глаза.
— Ну, Киллиан, зачем пришел на этот раз?
Я нахмурился.
— По поручению Винсента. — Я достал письмо с портретом. — Он попросил передать тебе это.
Дана замерла. Взяла бумаги в руку. Положила портрет на туалетный столик, а письмо протянула мне, надув губы.
— Прочти.
— Что?!
— Я непонятно говорю? Или ты забыл французский? Киллиан, прочти письмо вслух. — Она протягивала мне конверт. — Ну, пожаааалуйста?
Я принял бумагу. Снова играет. Как всегда. Играет чувствами всех без исключения. Надо ли мне знать, что там?
— «Дана. Хочется верить, что ты до сих пор живешь в нашем парижском доме и это письмо. Хотя я не уверен, что хочу этого», — начал я, чувствуя себя более чем паршиво.
Знакомый каллиграфически аккуратный подчерк Винсента. Знакомые выражения. Я прочитал письмо до конца, стараясь не вникать в его суть, и поднял глаза на Дану. Она приводила волосы в порядок, внимательно глядя на себя в зеркало.
— Все?
— Да. — Я сложил бумагу и вложил ее обратно в конверт. Винсент был мудр. Еще очень молод. Но мудр. Он знал, что мог сказать ей сейчас, когда для него надежды не было. Или была?
— Оставишь себе письмо. Или отдашь обратно.
— Ты ответишь?
— Нет. Зачем мне это надо, по-твоему?
— Дана….
— Скажи, что у меня красивое платье!
Я бросил письмо в кресло и в два шага пресек комнату. Схватил ее за запястье и заставил посмотреть себе в глаза.
— Очень. Но оно свадебное.
Она рассмеялась, не пожелав отстраниться. Кокетливо наклонила голову набок, казалось, еще мгновение — и она подастся вперед, чтобы меня поцеловать. Чертовка.
— Потому что я выхожу замуж, дурачок.
Я отпустил ее и отвернулся.
— В таком случае, я точно не вовремя. Отвлекать счастливую невесту…
Дана рассмеялась и взяла меня за руку. Я вздрогнул. Лучше бы она меня не касалась. Держать себя в руках было сложно… очень сложно. Еще слишком живы воспоминания о пережитом.
— Счастливую невесту? Со смертным? Киллиан, о чем ты думаешь?
Я взял ее за плечи, освободив руку. Наклонился к ее уху, почувствовав, как уже знакомая дрожь бежит по ее телу, постепенно затапливая Амазонку с головой.
— О чем я думаю, Дана? О тебе.
Внутри поднималась волна. Казалось, что все, что я сдерживал в себе с момента, как уехал к Винсенту, прорвало плотину, и вырвалось наружу. Возможно, я вел себя не так, как всегда, но мне было плевать.