Где-то рядом, у пожарного депо, внезапно застрочил пулемет и раздался крик:
— Немцы!
«Неужели прорвались?» — с беспокойством подумал Орленко и подбежал к воротам. Но на площади перед депо он увидел только двух пограничников с пулеметом. Они лежали за мешками с песком и стреляли куда-то в узкий проход между двумя большими домами.
— Да вот же они, вот!
Стоявший в воротах Доценко показал ему на группу людей в зеленой одежде, теснившихся в подъезде одного из домов, шагах в ста.
«Так вот они какие! Но почему же они не стреляют?» Он не успел сообразить, как что-то засвистело, рвануло. Сверху посыпались стекла и щебень, маленькую площадь заволокло дымом…
— Вперед! — раздался отчаянный крик Циркина. Выбежав из ворот и опередив всех, командир взвода помчался по тротуару, стреляя на бегу. Ополченцы лавиной устремились за ним.
Этот первый бой скоро закончился. На мостовой лежали трупы фашистов. Вокруг них толпились ополченцы, у некоторых в руках были трофейные автоматы. Рядом с подъездом стояли на тротуаре небольшой ротный миномет и полупустой ящик с минами.
Секретарь горкома спросил командиров взводов о потерях.
— У меня во взводе все живы, — сказал Мельник. — Один ранен, но домой уходить не хочет.
— А у меня трое ранены, двое из них тяжело, — Циркин показал на соседний подъезд, где лежали на полу раненые, возле которых хлопотали санитарки.
Орленко отыскал шофера Костю и послал его за машиной.
— Отвезешь раненых в госпиталь, — сказал он. — А если встретишь кого-нибудь из наших, направляй сюда!
Отряд пошел дальше.
За последними домами начиналось изрытое воронками поле недостроенного стадиона. Дальше — пологий спуск к реке, где у излучины маячила толстая каменная башня водокачки. Поле простреливалось с той стороны — то и дело взлетали пыль, комья земли, словно кто-то неуловимо стремительный пробегал стометровку. Изредка взрывались мины — ухо уже хорошо различало их свистящий клекот.
Ополченцы рассредоточились и стали выбегать из-за укрытия по одному, по два. Они бежали к берегу, к кустам, где виднелись пулеметные гнезда и зеленые фуражки пограничников. Там был рубеж.
Пробираясь по канаве, Орленко добежал до крайнего гнезда. Командир расчета, скуластый сержант с рассеченной бровью, увидев человека в гражданском, с винтовкой, выхватил из-за пояса гранату. Но догадавшись, что это не диверсант, а свой, обрадовался.
— Располагайтесь здесь, — он показал рукой вдоль берега, — и окапывайтесь. Лопаты есть?
— Нет…
— Что же вы… — Сержант кинул на бруствер свою маленькую саперную лопатку. — Только скорее! — предупредил он. — А то, видите, немцы сейчас вброд пойдут.
Орленко, облюбовав для себя заросший кустами холмик на берегу, с лопатой и винтовкой в руках пополз к нему. Ополченцы ползли следом.
Но окопы вырыть не удалось. На том берегу послышались крики, и командир отряда сквозь кусты увидел длинную зеленую цепь немцев, спускавшихся к воде. Их было много, наверное, не меньше батальона. Но пограничники не стреляли, и ополченцы, глядя на них, тоже не стреляли. «Хотят подпустить ближе», — понял Орленко и вспомнил знаменитую «психическую атаку» из фильма «Чапаев». Но немцы не были похожи на каппелевцев — они не шли молча, а вприпрыжку бежали по мели и орали хриплыми, натужными голосами.
Орленко с каким-то смешанным чувством страха и любопытства наблюдал за гитлеровцами. Один из них, широколицый, с галунами на погонах, бежал прямо на него. «Кто он — унтер?» Петр Васильевич еще держал фашиста в прорези прицела, и вдруг слева заговорил пулемет. За ним другой, третий… Крик на реке прекратился. Но тут же с того берега ударили десятки минометов. Над головой словно пронесся ураган и разорвался грохотом за спиной. Кусты затрещали от осколков, один оцарапал ухо, другой руку. «Жив!» — радостно промелькнуло в мозгу у Орленко, он даже не поморщился от боли. Он едва успевал перезаряжать винтовку — возле него на траве дымилось уже с десяток пустых гильз. Унтера перед ним уже не было. Цепь немцев разорвалась и превратилась в редкий частокол, который, однако, продолжал приближаться. Теперь прямо на холмик бежали двое солдат: один высокий, рыжий, без пилотки, с засученными по локоть рукавами, другой коренастый, в мокром по грудь мундире. Орленко выстрелил, и долговязый, словно споткнувшись, упал на колени, ткнулся носом в воду. Коренастый остановился и, прижав автомат к животу, застрочил. Орленко едва успел спрятать голову: пули застучали в дерево, разбрасывая вокруг щепки… И вдруг автомат смолк. «Ура!» — крикнул кто-то сзади. Над головой камнем пролетела граната и разорвалась в воде. Орленко выглянул. Теперь река была пустой, только на песчаной отмели лежало несколько трупов. Вода перекатывалась через них, шевеля одежду…