«Чем я смогу помочь ему? - подумал Юра, прижимаемый к плечу соседа. - Как вернуть вспять утраченные возможности?»
И тут же удивился себе. Раньше он проигрывал эти игры для забавы, чтобы сократить дорогу, и, выходя из автобуса, начисто забывал о случайных людях, а сейчас боль, вошедшая в сердце, боль за другого человека, не уходила, а щемяще томила, будоражила душу. Автобус занесло на повороте, Юра потерял равновесие и ухватился за рукав соседа.
- Ну ты! - сказал тот. - Рукав оторвешь. Пальтуган-то не казенный.
Юре захотелось сказать ему теплые слова, ободрить или хотя бы незаметно сунуть в карман трешку, но тут он увидел ее.
Ту самую, чей силуэт слился с его отражением в День Переворота. Она стояла далеко впереди, за плотной толпой, он узнал ее лицо, отрешенное и печальное, руку, прижатую к поручню, сумку, перекинутую через плечо.
- Извините, - сказал Юра, пытаясь протолкнуться вперед. - Мне нужно выйти.
- Ну и лезь в заднюю, - грубо сказал сосед. - Чего вперед поперся?
- Там моя жена, - сказал Юра наугад, не отрывая взгляда от женщины. - Она не знает, где выходить.
- Поразводили жен, - хмуро проворчал сосед. - В автобусе не проедешь.
Оленев упорно пробирался вперед, выслушивая мнения о своей особе, то и дело терял из вида женщину и, когда с облегчением добрался до передней площадки, то успел увидеть лишь мелькнувший за окном такой знакомый и невероятно далекий профиль. Автобус дернулся и, набирая скорость, пополз вдоль домов и газонов.
- Мне выходить! - прокричал Оленев. - Остановите!
- Раньше надо было готовиться, ротозей, - ответили ему и нечаянно наступили на ногу.
От остановки до больницы идти довольно далеко. Он шел по обочине дороги, параллельно ему, обгоняя или отставая, шли знакомые люди - врачи и медсестры, он кивал, поднимал в приветствии руку, улыбался в ответ, все было привычно, так же, как и вчера, и десять лет назад. Его догнал Чумаков. Сильная мужская ладонь хлопнула его по плечу.
- Ты чего такой кислый, как простокваша? С женой, что ли, поругался?
- А у тебя других причин не бывает?
- Еще бы! - удовлетворенно сказал Чумаков, не признающий уз брака. - Любая семья - маленькие хитрости.
- А как твоя? - рассеянно спросил Оленев. - Как дедушка?
- Ушел вчера в экспедицию, - хмуро ответил Чумаков. - За камнями. Это ты накаркал?
- Нашел ворона. Сам, как белая ворона, носишься со своими теориями. На здравый смысл - бобыль с комплексами.
- Ты это брось! - сказал Чумаков, заводящийся с пол-оборота. - Сцены семейной жизни не для меня, ты это знаешь. А дедушка вернется.
Оленев хотел сказать, что бывший постоялец Чумакова уже никогда не вернется в его холостяцкую квартиру, но обижать друга не было желания, и он перешел на привычный разговор о том о сем, не вслушиваясь ни в свои слова, ни в реплики Чумакова. Его не покидала назойливая, будоражащая мысль о потерянной возможности обретения новой жизни, неизведанных чувств, непрошеных слов, неслыханных поступков.
«Я найду ее, - думал он, - все равно найду. Рано или поздно. Но что я скажу ей? О своей любви? Это глупо. Она примет меня за идиота или за нахала. Я так и не научился знакомиться с женщинами. Как это невероятно трудно - подойти к незнакомому человеку и сказать, что хочешь быть рядом с ним. Всю жизнь. До конца».
- …а Грачев совсем сбрендил, - продолжал распаляться Чумаков. - Мне вчера звонили из больницы. Говорят, что ворвался в мое отделение и стал искать добровольцев для проведения своих эпохальных опытов. Его вежливо выперли. Жаль, что пинков постеснялись надавать. Я уж ему сам сегодня всыплю. До чего обнаглел!
- Не заводись. Грачев думает не о славе, а о больных. Другое дело, что не все средства хороши для достижения цели. Он сам поймет, вот увидишь.
- Черного кобеля… - проворчал Чумаков, заходя в холл для посетителей.
Его тут же окружили родственники больных, и Чумаков, позабыв о споре, переключился на чужие беды и горести.
- Не опоздай на планерку, - кинул ему Оленев и пошел в свое отделение.
Там было все как всегда. Приходили врачи, переодевались в углу, за раскрытой дверкой шкафа. Шли обычные разговоры: о детях, погоде, дежурный хирург, распекал Веселова, остальные смеялись. Веселов, дождавшись, когда коллега заснет, ухитрился прибить его тапочки к полу гвоздями, а потом позвонил по телефону из приемного покоя. Спросонья тот вскочил, накинул халат, сунул ноги в тапочки и…