Три большие комнаты с высокими потолками и лепными фризами выходили окнами во двор, где всегда было сумрачно и сыро.
Старый дом с кариатидами и львиными масками на фасаде стойко переносил тяжесть десятилетий, чопорно держась в стороне от многоэтажных железобетонных близнецов.
В одной из комнат жил старик с собакой, куда он приглашал Жанну, усаживал на дубовый стул с резной спинкой и угощал чаем с вареньем. Свои длинные волосы Жанна заплетала в косу; догадываясь, что это понравится старику, и старалась одеваться скромнее.
Вторая комната принадлежала погибшему сыну. Ее Жанна особенно тщательно приводила в порядок, не меняя расположения вещей и книг, словно хозяин только отлучился на время из дома и вот-вот должен вернуться.
Но была еще одна комната, в которую Жанну не допускали. Об этом старик не говорил вслух, но Джеральд всегда преграждал ей дорогу, когда она дотрагивалась до литой бронзовой ручки двери. Именно туда уходил старик с собакой и оттуда доносился его голос, словно он громко беседовал с кем-то, но слов собеседника не было слышно. Мебель, книги, ковры поглощали шум, и только изредка до Жанны доносились пение и отголоски чьих-то шагов, заглушенные шорохом помех.
Даже не пение, а скорее странные звуки, напоминающие поющие голоса. Словно откуда-то издалека, искаженная расстоянием и эхом, звучала мелодия, и чей-то знакомый, но неузнаваемый голос вплетался в нее прихотливой рвущейся нитью.
В эти часы Жанна уходила из дома не прощаясь, осторожно захлопывала дверь и даже не пользовалась лифтом, слишком шумным и старомодным. Она остро ощущала свою чужеродность этому дому, будто бы тот вежливо выпроваживал ее, чтобы скрыть что-то, принадлежащее только ему одному.
Жанна не обижалась на скрытность и некоторую холодность старика. Кажется, он простил ей невольную вину, во всяком случае, не укорял и о том летнем вечере не вспоминал ни разу.
Джеральд перестал убегать на пляж, а когда Жанна прогуливалась с ним вдоль реки, не смотрел на воду с укором и надеждой и близко к берегу не подходил.
- Джеральд, Джерри, - говорила ласково Жанна, - хоть ты расскажи мне, что здесь у вас творится. Ну, миленький, ты же умный, ты все знаешь, скажи мне.
Джеральд поворачивал к ней короткую большую морду с черными брылами и, словно улыбаясь, молча высовывал розовый язык. И Жанна понимала, что Джерри, как настоящий член этой семьи, никогда не выдаст…
Он, по-видимому, приходил и раньше, но не заставал его дома. Это чувствовалось по уверенному, нетерпеливому стуку в дверь. Михаил сидел в комнате деда и по обыкновению своему слушал старую пластинку. Он никого не ждал в гости, но, посомневавшись, все же пошел открывать. Сдвинул пружину замка и распахнул… На лестничной площадке никого не было. Он повертел головой и увидел собаку. Пожал плечами и прикрыл за собой дверь.
- Постойте! - услышал он чей-то странный голос из-за двери. - Не закрывайте. Это я стучал.
Поляков снова открыл дверь и посторонился, потому что собака вбежала в прихожую.
- Ты чей? - спросил Поляков, не ожидая ответа.
- Я ваш друг, - ответила собака, глядя прямо в глаза. - Не бойтесь, я не кусаюсь.
- Я не боюсь, - сказал Поляков. - Это ты разговариваешь?
- О нет! - воскликнула собака. - Я проглотил магнитофон. - И добавила: - Шутка, конечно.
- Я понимаю, - сказал Поляков. - Я люблю шутки. Будем шутить дальше?
- Можно и позабавиться, но цель моего визита достаточно серьезна, - произнесла собака, дожидаясь, когда ее пригласят в комнату.
Что Поляков и сделал жестом руки.
- Чай, кофе? - спросил Михаил. - Сахарную косточку?
- Благодарю вас, я сыт, - ответил пес, усаживаясь в кресло на поджатые задние лапы, а передними упираясь в пол. - Михаил Поляков, если я не ошибаюсь?
- Да, - согласился Поляков. - А вы посол собачьей республики?
- Продолжаем шутить, - спокойно отметил пес. - Ну что ж, шутка - это хорошее лекарство против страха.
- Да нет же, - засмеялся Поляков, - я и в самом деле не боюсь. Конечно, не каждый день приходят говорящие собаки, тем более такие воспитанные.
- Пустяки, - отмахнулся пес, - в конце концов, я не такая уж собака, как это кажется с первого взгляда.
Собачий голос лишь отдаленно напоминал человеческий. Скорее он походил на те искаженные голоса, которыми говорят герои мультфильмов, и порой слова звучали неразборчиво.
- Так чем я могу служить? - осведомился Поляков.
- Отныне я вас нарекаю Виктор-Михаил, - изрек пес. - Вам нравится?
- Не смешно, - сказал Поляков. - Зачем мне второе имя?