- Вам неудобно стоять, - сказала Жанна. Голос подрагивал и был хрипловат со сна.
- Ничего, - ответил он, помедлив. Выпрямился, спрятал в карман листок бумаги и молча сел на стул. - Не бойтесь, - сказал он, помедлив. - Я не причиню вам зла.
- Я не боюсь. Почему вас прячут от всех? Разве вы совершили преступление?
- Да. Я утонул. Закон природы нельзя нарушать. Это и есть преступление - быть живым и мертвым одновременно. А вы та самая девушка, которую я не смог спасти?
- Мы немного знакомы. Я была вашей студенткой, просто вы меня не замечали.
- Возможно, - сказал он. - У меня слабая зрительная память. Особенно на девушек. Это не обижает вас?
- Нет. Я рада, что вы живы. Я хожу к вам на могилу. Вам нравится памятник?
- Не знаю, - улыбнулся он. - Не видел.
- Я помешала вам?
- Нет. Я не хотел пугать вас. Мертвецов боятся больше, чем живых.
- Боятся неизвестного, а я вас знаю. Вы такой, каким я вас себе представляла. И право же, я очень рада, что вы живой, - повторила она.
- Вы ошибаетесь. Я действительно утонул.
- Вы двойник того погибшего?.. Брат-близнец?
- Я и есть тот самый. Утопленник.
- А кто же там похоронен?
- Прошу вас, не задавайте вопросов. Я отвечу только то, что можно, ответить. Я похоронен там. Но я не пришелец с того света, не призрак. Просто здесь меня не существует. Даже для вас. Запомните это. Для всех я умер.
- И для вашего отца?
- Для него я живой и… мертвый в то же время. Он слишком любит меня и готов поверить всему, даже самому невероятному.
- Я тоже вас люблю. И тоже верю. Мне неважно, почему вы живой и куда уходите. Главное, что вы не умерли… навсегда.
- Тише, говорите, пожалуйста, тише. Вы разбудите отца. Он не должен знать о нашей встрече. Обо мне знают только собака и он.
- И я. Знаю давно. Я чувствовала это. Вы должны уйти?
- Да, я должен уйти. Не говорите никому. Отец боится, что вы расскажете обо мне.
- И что же будет, если об этом узнают?
- Нельзя делать то, чего делать нельзя, - усмехнулся он. - Я ухожу, но приду к вам потом. Вы не против?
- Вы разбудите его граммофоном.
- Я научился обходиться без него… У вас аналитический ум. И вы бесстрашная девушка. Я думал, что вы упадете в обморок.
- Не обольщайтесь. Я упаду. Потом. Сейчас просто некогда.
- Желаю удачи, - сказал он, - ждите меня завтра. Привет Джеральду. Пусть он не притворяется спящим.
- Он тоже любит вас. До завтра.
- Ложитесь в постель. Она ваша.
- Хорошо. Я попробую заснуть.
Дверь бесшумно закрылась за ним. Шагов она не слышала. Задула ненужную свечу и забралась под одеяло.
- Тебе же сказали - не притворяйся спящим, - сказала она. - Все равно у тебя уши шевелятся.
- Может, по-вашему, мне их нужно отрезать? - произнес пес из-под кровати.
- Ну вот, - вздохнула Жанна. - Старики пророчествуют, мертвецы оживают, собаки разговаривают. Что еще?
- А еще Вселенная делится как инфузория, - подумав, сказал пес.
- Как туфелька? - спросила Жанна.
- В том числе.
- Все ясно. Спокойной ночи.
- Какая уж ночь, - проворчал пес. - Утро на дворе…
Стучал в дверь, обитую мягким дерматином, неустанно звонил, прислушиваясь, как гулким эхом множится стук по лестничным площадкам, как истерично звенит звонок по ту сторону двери. И терпеливо ждал, хотя ждать давно не имело смысла.
Горечь, скопившаяся в душе, начинала подступать к горлу. Некуда было выплеснуть ее, и некому облегчить непрерывное страдание. Хамзин не выдержал нарастающего одиночества в доме, населенном опостылевшими родными, ставшими чужими, и близкими, давно ушедшими на расстояние крика.
И он пришел к Полякову. Тот не дежурил сегодня, но должен выйти на работу утром, вот Хамзин и решил, что этим вечером его можно застать дома, и поэтому не хотел верить в тщету своих надежд.
Бешеное терпение его было награждено металлическим скрежетом задвижки. Дверь распахнулась, и Хамзин поспешно перешагнул порог, словно боясь, что его не впустят. Поляков не удивился позднему гостю, молча отстранился, уступая дорогу, и так же молча закрыл дверь.
Вскипающие слова теснилась в гортани, мешая друг другу. Хамзину хотелось плакать, и говорить, и кричать истошно. Он не стал раздеваться, а прямо в полушубке прошел в комнату и, не глядя, опустился с размаху в кресло. Старое дерево жалобно скрипнуло под его монументальным телом.
- Мишка, - выдохнул он, - дай выпить.
Поляков повозился у буфета и протянул стакан. Хамзин нежно погладил граненое стекло.