Если бы только Эверард мог увидеть ее такой, может быть, он понял бы наконец, что она – простая смертная и к тому же еще довольно тщеславная особа, которую интересуют лишь бездомные животные, собственное отражение в зеркале и любовь и обожание общества. Была ли Диана злой? Она надеялась, что нет. Она рассчитывала на то, что еще была в состоянии трезво и здраво оценивать себя.
Трезво и здраво! Эти слова приводили ее в отчаяние. Именно здравомыслие и рассудительность были теми ее свойствами, которые капитан Эверард не упускал случая отметить. И именно их она презирала все больше с тех пор, как Эверард предпочел восхищаться ее характером вместо того, чтобы полюбить ее сердце.
Музыка смолкла, и Эверард стоял, улыбаясь, глядя в пышущее здоровьем круглое лицо своей партнерши. Мисс Куртин улыбалась в ответ, покрываясь румянцем от комплиментов, которые Эверард, несомненно, расточал юной леди, только недавно появившейся в свете. Как нежно он держал ее руку, как внимательно слушал всякий вздор, пока провожал ее к месту, где она сидела, какая довольная улыбка была на его лице, когда он заявил во всеуслышание, что находит мисс Куртин – эту пухлую и зубастую юную особу – великолепной партнершей.
Диана наблюдала за ним с восторгом, поднимавшимся из самых глубин ее сердца и заливавшим ее щеки румянцем. Никто в Лондоне не мог сравниться с Эверардом! Ни в этом сезоне, ни в прошлом, ни в том, что будет в следующем году.
Эверард был высок и красив, с ухоженными светлыми волосами, расчесанными á la Брут, пронзительными голубыми глазами и улыбкой, способной смягчить сердце даже самых старых сплетниц. Пожалуй, в его внешности был лишь один недостаток – черты его лица были слегка обезображены ножевой раной, полученной во время войны в Испании. Шрам рассекал его щеку сверху вниз, до самого подбородка, но, по мнению Дианы, он лишь подчеркивал, что перед вами был мужчина исключительной храбрости.
В дополнение к мужественной внешности манеры Эверарда были безупречны, и он был принят во всех лондонских домах. Он мог ходить куда хотел и когда хотел. Даже если бы он был из тех несносных типов, которые никогда не утруждают себя отвечать на приглашения, и тогда его бы везде привечали, поскольку он вращался в самых высоких кругах, был частым гостем в доме Карлтонов и, кроме того, являлся наследником солидного состояния. Но он был неизменно внимателен к своим друзьям и знакомым и завоевал всеобщее уважение.
Словом, в нем было все, что так нравилось Диане, и надо же было случиться такому несчастью – он влюбился в ее сестру!
Тем временем Эверард возвратил мисс Куртин ее сияющей матери и стоял, оглядывая переполненную залу, будто ища кого-то.
«Пусть он найдет меня!» – кричало сердце Дианы.
Она следила за тем, как Эверард внимательно смотрит по сторонам, и, когда его взгляд упал на нее, его лицо осветилось искренней радостью. Она ответила ему улыбкой и легким наклоном головы и, замирая от блаженства, увидела, что он направляется к ней.
Сердце Дианы билось часто и громко. Следующим танцем был вальс. Конечно же, он собирается пригласить ее на вальс! Как страстно она хотела, чтобы он взял ее руку в перчатке, обнял за талию и они заскользили бы по паркету в чудесном кружащемся танце. Она станет предметом зависти для всех подруг и знакомых, ведь Эверард славился как прекрасный танцор, нежный со своими партнершами, как только можно быть нежным, когда боишься помять пальцами лепестки хрупкого цветка. Она знала, что румянец покрыл ее щеки. Музыканты начали настраивать инструменты, а ее ноги уже готовы были сорваться с места. Гул голосов окружал Диану, но чем ближе Эверард подходил к ней, тем слабее становился этот гул, растворяясь и превращаясь в слабое журчание. Она будто уплывала в сон, так счастлива она была. Внезапно она испугалась, что сейчас Эверард подойдет к ней близко и услышит бешеное биение ее сердца. Тогда он узнает правду прежде, чем она хотела бы ее открыть – он поймет, что она любит его!
Он уже стоял перед ней, склоняясь, чтобы поцеловать ее руку. Его улыбка проникла ей в самое сердце – даже если он улыбался просто по-дружески! Он поцеловал ее пальцы и, когда она поднялась со стула – о Господи! – взял ее под руку и повел в конец залы. Они будут танцевать вальс! Цвет высшего общества во всем своем блеске окружал ее. Свечи ярко горели в хрустальных люстрах под потолком залы, и их свет ослепил ее, когда она подняла глаза и взглянула на Эверарда. Ей уже не было дела до звуков, доносившихся до ее слуха; она могла думать только о сладости его прикосновения, а он тем временем вел ее – но что это? – мимо оркестра, сквозь распахнутые двери, направляясь в переднюю часть дома, вверх по лестнице… Куда они шли?
Диана знала, что многие внимательно наблюдают за ней. Любой женщине, которую держал под руку Эверард, приходилось быть готовой к недоброжелательному вниманию, хотела она того или нет. Джулия определенно хотела – она этим упивалась. Диана же ощущала только некоторый дискомфорт от этих взглядов.
– Я должен сообщить вам нечто чрезвычайно важное, дражайшая Диана! – зашептал Эверард, наклоняясь к ней. – Только вы можете дать мне ответ, которого я жажду.
Действительно ли он назвал ее дражайшей и какой вопрос он хочет задать? Где-то в мозгу предостерегающе пробил колокол, но она предпочла не заметить его, наслаждаясь тем, что Эверард только что назвал ее дражайшей… Как нежно и в то же время с какой силой он сжимал ее руку! Может быть, все эти недели она ошибалась, думая, что он влюблен в Джулию? Может быть, его многочисленные визиты в их дом на Гросвенор-сквер наносились ради нее, а не ради ее сестры?
Колокол зазвучал уже громко, эхом отдаваясь в ее сердце. Неужели она станет обманывать себя? Никогда, никогда Диана Хартланд не позволяла себе обольщаться, и, если она знала, что удача не на ее стороне, она предпочитала смотреть правде в глаза.
Было ли это возможно? В конце концов, ведь именно с ней Эверард всегда так горячо и оживленно беседовал, в то время как Джулия все больше скучала и искала утешение в фортепиано. Разве не обсуждали они вместе любимые книги и поэмы? И именно ей он подарил экземпляр модного романа Джейн Остен «Гордость и предубеждение» с надписью, сделанной рукой автора. Ее Эверард искал, когда хотел поделиться остроумной цитатой из Байрона.
Они прошли в отделанную голубым с золотом гостиную, по которой кружило множество народа. В воздухе висел гул разговора, время от времени взрывы смеха доносились от группы молодых щеголей, расположившихся у окна, выходящего на Беркли-сквер. У входа столпилось особенно много людей, и было трудно войти внутрь. Но, похлопывая кого-то по плечу здесь, шепча кому-то извинения там, Эверард легко прокладывал им путь по гостиной. Казалось, толпа расступалась перед ним, как Красное море перед Моисеем, пока они не дошли до камина, и вновь Диана почувствовала глубокое уважение к его способностям.
Усадив ее на софу, обитую голубым в золотистую полоску шелком, он осторожно откинул назад фалды своего черного фрака и сел подле нее, повернувшись спиной ко всем остальным присутствующим, явно показывая, что его не надо сейчас беспокоить. Стоящие поблизости молокососы, жаждущие поговорить с ним, тяжело вздохнули и отошли обратно к стене, ожидая другого момента, чтобы приблизиться к одному из национальных героев Англии.
Диана, как всегда, поразилась его умению обращаться с людьми. Он превосходно владел этим искусством, и она хорошо поняла, почему он был одним из любимых офицеров Веллингтона. Характера он был прямого и твердого, как сталь, и не приведи Бог кому-нибудь рассердить его, но в обществе отличался обходительностью и учтивостью.
И хотя он всегда был мягок с ней, она знала, что его голос мог звенеть металлом, его взгляд в мгновение ока стать тяжелым и пронзительным, и во всем его теле чувствовалась грозная сила.