– Ты убил Жозефину, – ответила я, и мой голос прозвучал шепотом, холодным и мрачным. – Ты знаешь, как я к этому отношусь. Почему ты покушался на мою жизнь, Койл?
– Вот сама мне и скажи.
– Поистине, иногда легче драться, чем разговаривать.
– А ты бы стала разговаривать с вирусом оспы?
– Если бы он рассказал мне интересные истории о мучениях, которые наблюдал, о великих людях, которых навестил, о выживших детях и умерших матерях, о душных больницах и морозильных камерах, перевозимых в охраняемых грузовиках, я бы угостила его вкусным ужином и провела с ним уик-энд в Монако. Не приравнивай меня к цепочке ДНК в протеиновой оболочке, Койл. Это недостойно нас обоих. Твои паспорта, твои деньги, твое оружие свидетельствуют о том, что ты – часть четко организованной, крупной операции. Ты поддерживаешь отличную физическую форму, а я не сижу на специальных диетах и даже от пола не отжимаюсь. А потом ты убиваешь подобных мне людей… – Я вздохнула. – И лишь по одной причине, как я догадываюсь. Просто потому, что мы вообще существуем. Неужели ты думаешь, что ты первый? Время от времени кто-то пытается это сделать. А мы, тем не менее, все еще здесь. Такие же упорные, как сама смерть. На двух разных континентах, двумя разными путями сформировались два абсолютно различных, но функционально идентичных вида стервятников – так природа заполнила пустоту. И не важно, скольких из нас вы убьете: мы будем возрождаться, повторяться, как икота природы. Так перейдем к сути. Ты убил хозяйку тела, которую я любила. Тебе, возможно, трудно поверить в это, но я действительно любила Жозефину Цебулу, и ты ее убил. А убил потому, что в ее досье значилось, что она не просто используемое тело, а и сама является убийцей. Но это была ложь. Твои хозяева солгали тебе. Это, и только это стало для меня новостью.
– Досье не содержало лжи, – ответил он. – Жозефина Цебула должна была умереть.
– Почему?
– Тебе это известно.
– Вовсе нет. Имена в досье – список людей, которых она якобы лишила жизни: Торстен Ульк, Магда Мюллер, Джеймс Риктер, Элсбет Хорн. Я никогда не слышала о них, пока не ознакомилась с досье. И способы убийств – жестокие до садизма. Жозефина была совсем не такой. У нее не имелось ни мотива, ни возможности, ни средств, и если бы ты провел собственное расследование, то знал бы об этом. Она была моей оболочкой – ни больше ни меньше. – Он избегал моего взгляда, а потому я взяла его за подбородок, заставила поднять голову и посмотреть мне в глаза. – Так расскажи мне, почему?
– Галилео, – ответил он. Я застыла, продолжая держать его за подбородок. Казалось, он сам удивился, что заговорил. – Из-за Галилео.
– Кто такой Галилео?
– Санта-Роза, – пояснил он. – Она была Галилео.
Я колебалась, выискивая в его лице нечто большее, и он, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, нанес удар – сжатой в кулак левой рукой врезал мне по лицу. Я вскрикнула и повалилась на бок, скатившись с постели. Он сумел встать на колени, с силой натянув цепь наручников обеими руками, отчего даже металлическая спинка издала треск и начала поддаваться. Я с трудом поднялась на ноги и получила удар ногой в живот, но, едва он успел оторвать свою руку от спинки кровати, навалилась на его прикрытую брючиной голень, чувствуя под пальцами обнаженную лодыжку, и на этом инцидент был исчерпан.
Глава 23
На нас охотились всегда.
Но мне самой впервые пришлось познать эту простую истину в 1838 году. Я находилась в Риме, и как они меня там нашли, навсегда осталось тайной.
Они явились глубокой ночью, мужчины в толстых кожаных перчатках и черных масках с длинными, пахнущими чем-то сладким носами. Борцы с чумой – с очень необычным заболеванием. Рукава, лодыжки и пояса они плотно обмотали веревками, чтобы я пальцами никак не смогла добраться до их плоти. Двое уселись мне на грудь, пока третий застегивал у меня на шее жесткий воротник, прикрепленный к трехфутовому шесту, чтобы затем вздернуть вверх за горло. Я извивалась и корчилась, билась в истерике и пыталась ухватить чью-нибудь руку, прядь волос, ногу, палец – любую часть тела кого-то из незнакомцев, но они действовали осторожно, предельно осторожно. И потом, уже таща меня по ночным улицам, как взбесившуюся собаку, на крепком поводке, они непрерывно напоминали друг другу: берегитесь, берегитесь, не приближайтесь к этому дьяволу, не позволяйте его пальцу даже вскользь коснуться вас. В глубоком ночном мраке я видела лица римских императоров с отбитыми носами и отвалившимися конечностями, полные слез очи Девы Марии и пронзительные взгляды воров в капюшонах, сновавших по каменным проулкам среди покосившихся вонючих домов. Но напрасно было бы искать в них сочувствие и утешение.