– Конечно-конечно, мистер Кинросс!
«Впервые сталкиваюсь с таким клиентом, – думал Уолтер Модлинг, провожая взглядом рослого и гибкого парня, выходящего из дверей Английского банка. – Александр Кинросс! Банк еще услышит это имя – клянусь содержимым его ящика с инструментом!»
Из четырехсот фунтов золотыми соверенами, полученных в обмен на американские доллары, Александр не потратил ни фунта – ни на роскошный отель, ни на квартиру, ни на приличный костюм. Вместо этого он купил добротную рабочую одежду из парусины и хлопка, новое фланелевое белье и поселился в кенсингтонском пансионе, где жильцам предлагали сытный домашний стол и чистые комнаты. Он ходил по музеям, общественным и частным художественным галереям, побывал в Тауэре и Музее восковых фигур мадам Тюссо. В одной частной галерее Александр выложил целых пятьдесят фунтов за полотно никому не известного Данте Габриэля Россетти только потому, что женщина на этом портрете была похожа на Гонорию Браун. Когда он принес картину к мистеру Модлингу в Английский банк на хранение, управляющий банком и глазом не моргнул: если Александр Кинросс заплатил за картину пятьдесят фунтов – значит, рано или поздно она станет шедевром. А полотно было написано в прелестной романтической манере.
Прокатившись через всю Англию на поездах, Александр прибыл на север, в деревеньку Охтердерран в графстве Кинросс, расположенную вблизи от одноименного города.
О том, что произошло с Александром Кинроссом на самом деле, Элизабет так и не узнала: ей поведали миф. На родину он вернулся для того, чтобы встретиться с невестой и заручиться согласием ее родителей. Но жениться он пока не спешил, тщеславие гнало его в буквальном смысле слова по стопам великого тезки. Он хотел проделать тот же извилистый путь, которым прошел правитель Македонии, завоевывая новые земли. Александр понимал, что такое путешествие не выдержит ни одна женщина. Потому и решил жениться по возвращении и увезти молодую жену с собой в Новый Южный Уэльс. Выбор уже был сделан: старшая дочь дяди Джеймса, Джин, помнилась Александру так отчетливо, словно они виделись только вчера. Эта изящная, как статуэтка, не по годам развитая десятилетняя девочка смотрела на него с обожанием, твердила, что любит его и всегда будет любить. Теперь ей уже шестнадцать – самое время для обручения. Когда он вернется из экспедиции, Джин как раз достигнет восемнадцати лет – брачного возраста.
Одолжив на время лошадь, Александр прискакал в Кинросс в воскресенье днем и первым делом нанес визит дяде Джеймсу. И был принят с нескрываемым отвращением.
– А ты все такой же беспутный, Александр, – процедил Джеймс, впуская гостя в комнату и требуя принести им чаю. – Мне пришлось за свои кровные хоронить твоего отца – ты же исчез неведомо куда.
– Благодарю за деликатность, сэр, – невозмутимо отозвался Александр. – Во сколько обошлись похороны?
– В целых пять фунтов – едва наскреб столько.
Александр выудил монеты из кармана обшитой бахромой кожаной куртки:
– Вот вам шесть, лишний фунт за хлопоты. И давно он умер?
– Год назад.
– Нелепо, должно быть, надеяться, что и старикан Мюррей последовал за Дунканом в ад?
– Мерзавец ты, Александр, и богохульник. И всегда был таким. Слава богу, ты мне не родня.
– Это вам Мюррей сказал? Или Дункан?
– Мой брат унес свой позор в могилу. Доктор Мюррей сказал мне на похоронах – кто-то же должен был узнать правду.
В эту минуту в гостиную вошла Джин, неся поднос с чаем и кексом. Ах, как она похорошела! Точно такой и представлял ее себе Александр – с пушистыми ресницами и аквамариновыми глазами Гонории Браун. Но он правильно поступил, не желая обманываться: Джин даже не узнала его и уж тем более не вспомнила свои обещания любить его всю жизнь. По Александру она скользнула беглым равнодушным взглядом и тут же выпорхнула из комнаты. Ее можно понять: он заметно изменился. Значит, остается предложить сделку.
– Я приехал просить руки Джин, – сообщил он.
– Шутишь?
– Ничуть. Я прошу Джин оказать мне честь стать моей женой. Да, я знаю, что она еще слишком молода. Но я готов ждать.
– Не дождешься! – выпалил Джеймс, у которого разгорелись глаза. – Отдать дочь ублюдку? Да я скорее выдам ее за анабаптиста!
Александру удалось подавить гнев.
– Правду знаем только мы с вами и старик Мюррей, так о чем тревожиться? А я скоро разбогатею.
– Чушь! Где ты болтался?
– Работал подручным кочегара в Глазго.
– Это так ты рассчитываешь разбогатеть?
– Нет, у меня есть про запас еще кое-что… – начал Александр, собираясь рассказать Джеймсу про золото. Тогда-то он заткнется!