Должно быть, думал Александр, так выглядели дороги к калифорнийским приискам в разгар «золотой лихорадки». Как похоже на Америку! Все эти дилижансы, фургоны, переселенцы. А жители Сиднея все как один не слишком успешно притворялись англичанами. Печально. Небританцев сюда и калачом не заманишь, а горожане решили хранить верность корням.
Городок Хилл-Энд походил на десятки других таких же поселений, рассеянных по всему миру: ухабистые грязные дороги в сырую погоду превращались в болота, вдоль обочин теснились хижины, лачуги, палатки. Однако в городе имелась внушительная церковь из красного кирпича и еще два кирпичных здания, в том числе с вывеской «Королевский отель». По улицам сновали китайцы – и кули с тонкими косицами, и слуги в деловых английских костюмах и котелках на стриженых головах. Несколько пансионов принадлежало китайцам, как и ряд лавок и ресторанов.
Над городком разносились знакомые звуки: доводящее до помешательства уханье взрывов, непрерывный грохот дробилок. Вся эта какофония слышалась со стороны Хокинс-Хилла, где обнаружили золотоносный пласт, мгновенно обросший уродливыми хибарами рудокопов, копрами, лебедками и паровыми двигателями. Но последние встречались редко: владельцы приисков предпочитали лошадиную силу. Александру не понадобилось много времени, чтобы убедиться: источников воды поблизости мало, о размыве пласта струей под давлением нечего и мечтать – воды из мелкой и узкой речушки для этого не хватит. А дерево, как ему объяснили, в здешних местах твердое, как сталь.
– Чертовски неблагодарный труд. А место богатое, – подытожил осведомитель.
Приуныв, Александр посмотрел в сторону «Королевского отеля» и решил, что сейчас ему не до роскоши. На Кларк-стрит он присмотрел постоялый двор – мазанку, крашенную в бледно-розовый цвет, под ржавой железной крышей, с навесом над дверью и коновязью у корыта. Ярко-алые буквы вывески гласили «У Коствен». «Вот это в самый раз», – сказал Александр себе, привязал кобылу поближе к корыту и вошел в открытую дверь.
В такой час почти все мужское население Хилл-Энда разрабатывало свои участки, поэтому в прохладном, но неожиданно элегантном зале было немноголюдно. Вдоль одной стены тянулась стойка красного дерева, в просторной комнате размещались не только столы и стулья, как в любом салуне, но и пианино.
Никто из полдюжины посетителей и бровью не повел – вероятно, все они уже успели захмелеть. В баре торговала женщина.
– Ого! – шумно обрадовалась она. – Янки!
– Шотландец, – поправил Александр, разглядывая ее в упор.
Рослая незнакомка оказалась достойна пристального взгляда. Ее пышное тело тисками сжимал корсет, полукружия сливочно-белых грудей грозили вывалиться из глубокого декольте красного шелкового платья, рукава которого сползали, обнажая великолепные плечи. Ее шея была длинной, подбородок – маленьким и четко очерченным, а лицо – настолько своеобразным, что приковывало взгляд. Пухлые губы, короткий прямой носик, высокие скулы, брови вразлет и зеленые глаза. Раньше Александру казалось, что по-настоящему зеленых глаз в природе не бывает, но теперь он воочию увидел их. Глаза цвета берилла или перидота. Это изумительное лицо обрамляли пышные густые волосы оттенка червонного золота.
– Шотландец, – повторила хозяйка бара, – но побывавший в Калифорнии.
– Да, несколько лет как оттуда. Меня зовут Александр Кинросс.
– А я Руби Коствен, а это… – она повела изящной рукой, – мое заведение.
– А комнаты вы сдаете?
– Жилье найдется для тех, кому по карману платить фунт за ночь. – У нее был грудной, чуть хрипловатый голос и заметный акцент уроженки Нового Южного Уэльса.
– Мне по карману, миссис Коствен.
– Мисс, но лучше зови меня просто Руби. Так делают все, кто по воскресеньям в церковь не ходит. А для святош у меня нет имени – кличут распутницей. – И она усмехнулась, показав ровные белые зубы и ямочку на щеке.
– Руби, а постояльцев здесь кормят?
– Только завтраком и ужином, обед – за особую плату. – Она кивнула в сторону батареи бутылок: – Что будешь пить? Есть домашнее бочковое пиво, найдется и кое-что покрепче… Как тебя? Алекс или Александр?
– Александр. Мне бы чашку чаю.
Руби удивленно вытаращила глаза:
– Чтоб мне провалиться! А ты, случаем, не церковник? Да нет, ни в жизнь не поверю!
– Я – исчадие ада, но весьма благопристойное. Грешен в одном: люблю побаловаться сигарами.