Они нашли общественный туалет и освежились. Иза наконец смыла размазанную косметику и долго всматривалась в свое отражение в зеркале над раковиной, видя Бэллу, ее лицо, глаза, облик… Она протянула руку, чтобы дотронуться, удержать дочь, но образ растаял. У Изидоры чуть не остановилось сердце. Неужели это все, что осталось от ее ребенка? Она начала яростно умываться холодной водой, чтобы никто не подумал, будто она плакала.
К десяти они были на Эндевер-роуд, не в состоянии сдержать свое нетерпение. Ночь унесла с собой сырость и дождь, оставив легкий мороз и ясное небо с небольшими облаками, сквозь которые пробивалось солнце. Даже зимой жизнь на Эндевер-роуд вершилась на тротуаре и в темных подворотнях: кто-то кого-то оскорблял, машины и фургоны перегораживали движение, дети не спеша тащились из школы домой, хулиганя по мелочи, матери выгуливали детей, черные, белые, желтые иммигранты наполняли воздух разноязыким гомоном.
Вонь выхлопных газов смешивалась с запахами рыбных прилавков, ароматом восточной кухни и свежего хлеба.
Лондонские задворки.
Мужчина средних лет в костюме-тройке и старых ботинках поскользнулся и с сильным шотландским акцентом попытался выяснить, почему какие-то «они» не могут должным образом выговаривать эти чертовы согласные. Восстание гордого шотландца против засилья англичан в устье Темзы. Не плавильный котел, а чайник, шипящий и плюющийся кипятком. В конце улицы, как архитектурный восклицательный знак, торчало высотное здание — «Башня Победы», этакое инородное тело из чужого мира. Коричневая бетонная крепость, взметнувшая в небо свои двадцать восемь этажей, закрыв при этом свет всей округе. Вещь в себе, дом, где жили сотни лондонцев, памятник дерзким планам архитекторов 60-х, который их дети наверняка скоро снесут.
В двенадцать Дэнни и Иза были в «Трафальгаре».
Парень опоздал, он выглядел обеспокоенным. Он тяжело дышал, а Иза внезапно почувствовала, что ей не хватает воздуха.
— Мне двойное виски, — потребовал он.
Изидора кивнула бармену.
— И две сотни фунтов.
Она была готова к шантажу.
— И не надейся. — Иза сделала вид, что уходит.
— За адрес, где ты можешь найти ее прямо сейчас.
Иза остановилась и, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь разглядеть там хоть тень искренности. Напрасно.
— Хорошо.
— Деньги на бочку.
Иза извлекла из сумки разорванную бумажку, потом еще три пятидесятифунтовых банкноты, медленно положила их на стойку и демонстративно разорвала банкноты пополам.
— Что за?..
— Моя страховка — на случай если ты просто презренный вымогатель, — ответила она.
— Ты мне чертовски не нравишься, — выдохнул он.
— Зато деньги тебе нравятся. — Она подтолкнула к нему три половинки. — И ты захочешь получить вторую половину.
Он схватил деньги, посмотрел на нее и понял, что блеф не удался, игра проиграна. Взяв со стойки стакан с виски, он выпил его одним глотком и утопил в нем свою агрессивность. Потом вдруг захохотал.
— Адрес, — потребовала Иза, внезапно почувствовав смертельный страх.
В ответ раздался грубый смех.
Она хотела быть стойкой, должна была выстоять, но чувствовала, что тает, как восковая кукла в адском пламени. Ее уверенность испарилась, она уже дрожала, и он не мог этого не замечать.
Губы в мерзких болячках продолжали издеваться.
— Где она? — Иза помахала банкнотами.
— На ебесах, — насмешливо выплюнул он.
— Где?
— Ебеса. На ебесах. С буквы «н».
— Небеса. Ты имеешь в виду на небесах? Она умерла? — Колени у Изы подогнулись.
Он хихикнул, губы его кривились в ухмылке.
— Нет, не умерла, глупая ты корова. По крайней мере, пока. Она на ебесах. Там, куда люди отправляются поцеловать ангельскую задницу. Наверху, в облаках. Посмотри в это чертово окно. Туда, — указал он пальцем с обломанным ногтем. — В «Башне Победы». Иначе большинству из нас к чертову «небу» не подобраться.
— Она там? Но где именно?
Он скривился, пристально глядя на половинки в руке Изы. Она бросила две из них на стойку.
— В здании, должно быть, сотни три квартир. Которая?
Он разгладил смятые половинки купюр.
— Двадцать пятый этаж. Еще одна половинка.
— Какая квартира?
Улыбка исчезла с его лица.
— Послушай, я не знаю. Клянусь, она правда там, но квартиры я не знаю. Ты сказала, чтобы я не слишком напирал. На каждом чертовом этаже всего десять дверей, ты уж сама разберешься! — Он нервно щелкнул себя по зубам. — Если не получу третью половинку, подниму такой крик, что ты не успеешь даже начать расспросы.
Кинув ему банкноту, Иза уже бежала к двери.
Глава 9
Они бежали, прокладывая себе дорогу среди отбросов, старых полиэтиленовых пакетов и обломков разного хлама. Солнце скрылось за облаками, зима своими холодными пальцами сжимала город и сердце Изы. Холодный ветер выжимал слезы из ее глаз, они стали похожи на глаза Деверье. Что-то подсказывало ей, что она летит прямиком в его западню.
Ворота на «небеса» была приоткрыты, домофон и замки сломаны, двери скрипели под ветром. За обшарпанным столом сидел консьерж с лицом Святого Петра, усталый старик с серым лицом и растрепанной бородой, и лениво отбрехивался от нескольких женщин в шалях, которые говорили все одновременно, а их дети лениво колотили в дверь лифта. В клетушке позади стола звонил телефон, но никто даже не собирался брать трубку. Когда Иза и Дэниел прошли мимо консьержа, он попытался остановить их.
— Полетт. Двадцать пятый этаж, — прокричала Иза через плечо, не оборачиваясь.
Зазвонил второй телефон, ребенок, получивший подзатыльник от матери, вопил. Вокруг консьержа звучала иностранная речь, а он молчал, думая, что лучше бы кто-нибудь спер все это здание, вместо того чтобы воровать телевизоры и другую технику из квартир жильцов.
Возле лифтов стоял бетонный вазон, в котором, вероятно, когда-то рос какой-нибудь цветок, давно изничтоженный детьми. Теперь его превратили в урну. Лифт был стальной, грязный, тащился ужасно медленно. Казалось, они никогда не доберутся до двадцать пятого этажа.
Выскочив из лифта Иза и Дэнни бросились бежать по правой стороне коридора, вдоль которого до самого дальнего конца тянулись двери. Под ними простирался Лондон, сложная мозаика городских кварталов, крыш и авеню, прямых линий, кругов и полукружий, парков и аллей. Все это окутывал зимний туман.
В коридоре стояла дикая вонь.
— Какая дверь? — прошептал Дэниел.
Они шли мимо жалких перегородок, отделявших обитателей комнат от внешнего мира. Из-за первой двери слышались крики несчастной матери, оравшей на своих детей; из-за другой доносились обрывки дневных новостей. Дэниел покачал головой. Наркоманам плевать на войны и сводки погоды. Третья дверь была стальной, дети расписали ее ругательствами, а пауки сплели в углу паутину. Четвертую дверь явно недавно поджигали, за ней женский голос пел что-то по-португальски. За пятой дверью было тихо. Прижавшись к косяку, они не услышали ни малейшего признака человеческого присутствия. Иза пожала плечами. Пусть остается на потом.
Оказавшись у следующей двери, они явственно различили, как кто-то кашляет. Резкие приступы, сухие, болезненные. Женщине было плохо. Молодой женщине. Она даже хныкала.
Дэниел поднял руку, жестом приказывая Изе оставаться на месте, быстро осмотрел оставшиеся двери, но через секунду вернулся назад, покачал головой.
— Это здесь, да? — сказала она. Что-то у нее внутри перевернулось, заставляя сердце бешено стучать, а голову кружиться.
Дэниел отступил от двери, набрал в грудь воздуху и приготовился к броску.
— Почему это я все время натыкаюсь на деревья? — жалобно спросил он.
— Потому что ты чертовски нетерпелив, — прошептала Иза. Она тихонько толкнула дверь, и та поддалась.
Передняя. Заставленная. Темная. Свет сюда проникал из открытой двери в дальнем конце квартиры, откуда доносились новые приступы сухого кашля. Они крались, стараясь производить как можно меньше шума.