И Тотырбек вновь недобрым словом вспомнил экономистов.
— …А теперь давайте послушаем, что скажет уважаемый Тотырбек Иналыкович, — прервал его размышления Казбек Дрисович, и все присутствующие повернулись к Кетоеву.
Тотырбек тяжело поднялся со своего места, оглядел членов правления внимательным взглядом, ну точь-в-точь как когда-то, и сказал:
— Земля может дать достаток людям, если… — он помолчал —…если люди сами бережно отнесутся к ней и соберут все, что она рождает. Если каждый из нас будет хорошим хозяином. Я так понимаю: дать народу то, что требуется для прекрасной жизни, можно, не теряя ни одного колоска; используя каждый клочок земли… Кто это должен делать? Мы! Каждый из нас! Согласны?
Недружный хор поддакнул ему.
— А что у нас получается? Послушайте и ответьте мне: если я сошел с ума, то прямо в глаза мне это скажите. Или объясните, что произошло с нашими односельчанами. — И он, волнуясь и негодуя, рассказал про гибнущие помидоры и про то, как шестеро хозяев хадзаров, в которые он постучался, ответили ему…
Члены правления возмущались, приводили и другие случаи безответственности. Тотырбек слушал их, но ощущение неудовлетворенности все сильнее охватывало его. Люди будто уходили от вопроса. И это раздражение выплеснулось у него на Рубиева, когда тот провожал старика до его дома…
— И я виноват, — каялся председатель колхоза. — До всего не доходят руки. Внедрили специализацию, наш колхоз стал овцеводческим, — вот я в первую очередь и отвечаю за это. В случае плохих показателей в этой отрасли с меня шкуру снимут. За другие дела пожурят, а за овцеводство не избежать взбучки…
— Тебя должно волновать, откуда у иных людей появилось безразличие, — возмутился Тотырбек. — Но я вижу, ты об этом не задумываешься. А спохватишься — не поздно ли будет?.. — И, в отчаянии махнув рукой, пошел к калитке, оставив Казбека Дрисовича в растерянности посреди улицы…
…Тотырбек и не меряя давление знал, что оно у него резко повысилось, оттого и тяжесть такая ощущается в затылке, и он прошел на кухню, но, открыв холодильник, вспомнил, что в трехлитровом баллоне не осталось тыквенного сока, и Тотырбек глотнул целую таблетку адельфана — единственного лекарства, которое еще понижало его давление. Но, сбивая его, адельфан одновременно приносил с собой слабость и потливость. Тотырбек разделся и, прихватив областную газету, прилег. Читая информацию о двойняшках, один из которых родился в двадцать три часа пятьдесят шесть минут тридцать первого декабря, а второй — через восемь минут, то есть уже в следующем году, — старец мысленно представил себе, как могут по-разному сложиться судьбы двух малышей. Вот и у близнецов Руслана и Хаджумара они совершенно несхожие… Перед ним всплыло лицо Руслана. Да, он был явно чем-то озабочен. Он конечно же приехал в Ногунал, чтобы посоветоваться с Тотырбеком. Но старец, расстроенный случившимся, не выслушал Руслана. А, по всему видать, племяннику нужен совет. Очень нужен. Надо помочь ему обрести покой.
Утром, никого не предупредив, Тотырбек отправился на автобусную станцию и взял билет до Орджоникидзе. Он спешил к Руслану. Ему хотелось как можно скорее начать разговор, такой важный и для племянника, и для него самого.
Глава восьмая
— …Дядя Руслан, а у вас была… любовь? — глаза Майрама пытливо уставились в лицо родственнику. — Сильная… Чистая… В общем, настоящая любовь была у вас, а?..
Майрам напряженно ждал, требовал ответа. А что мог сказать ему Руслан? Разве он знает, была ли у него пылкая, чистая, настоящая любовь? Надя? Надя… Надюша… Да! Она и была его первой любовью. Теперь он это ясно и отчетливо понимает. Но почему, когда она была рядом, он не задумывался над тем, любовь ли заставляла его искать встреч с нею? Или не та, о которой спрашивает Майрам…