В день раздела земли никто из Тотикоевых не покинул дом. Сквозь закрытые окна до них доносились гул разгоряченной толпы, возгласы удивления, споры… Невольно прислушиваясь к ним, женщины всхлипывали, искоса поглядывая на Тузара, а он, низко склонившись над седлом, зашивал кожу и упрямо делал вид, что не слышит ни шума толпы, ни всхлипываний женщин… Не выдержав, жена Мухарбека Чабахан обратилась к нему с упреком:
— Тузар, тотикоевская земля уже роздана, и по ней хозяевами бегают людишки, те самые, которых охватывал трепет, когда они встречали кого-нибудь из Тотикоевых… Почему ты ничего не предпринимаешь? Пошел бы пригрозил им!..
— Не у них одних отняли, — пожал плечами Тузар и больше ни слова не произнес, хотя женщина принялась обвинять его в трусости и бездействии…
— Не у нас одних отняли, — пожал плечами Тузар. При встрече Тотырбек сам объяснил ему, какой участок оставлен Тотикоевым. Тузар молча, с достоинством выслушал и наутро направился туда. И только здесь при виде крохотного клочка, сиротливо застывшего на склоне горы, Тузар не выдержал: скупые слезы выкатились из его глаз и медленно поползли по лицу…
В тысяча девятьсот двадцать втором году случилась еще одна беда.
…Услышав стук в калитку, Агубе вышел из дома и увидел Тотырбека, Умара и Урузмага. Гоня от себя недобрые предчувствия, он торопливо, точно стремясь показать им, что не ждет ничего плохого от их посещения, откинул щеколду и широко распахнул калитку, гостеприимно пригласив их:
— Входите, уважаемые соседи, будьте желанными гостями…
Они не ответили ему, хотя входящему в чужой дом положено пожелать счастья его обитателям; пряча глаза, прошли мимо Агубе, поднялись по ступенькам… Тревога вошла в душу Тузара. Он кивнул гостям на топчан:
— Усаживайтесь. Сейчас хозяйка накроет фынг…
Гости молча оглядывали комнату. Умар резко толкнул дверь, ведущую во внутренние покои, присвистнул:
— Смотрите, и эта просторная.
У Агубе защемило в груди: гости так не ведут себя.
Етй люди пришли как купцы, приглядевшие добычу. Тотырбек не стал осматривать внутреннюю комнату, хмуро промолвил:
— Здесь все помещения хорошие. Асланбек знал, что и как строить.
Урузмаг, постукивая деревяшкой, двинулся к третьей двери. Тузар встал у него на пути:
— Там — женщины. Нельзя…
Взгляды их столкнулись. Урузмаг откровенно усмехнулся в лицо Тузару, обвел руками вокруг:
— Теперь здесь будут дети…
— Есть у нас и детская, — показал на четвертую дверь Агубе.
Тотырбек искоса глянул на него, сурово обронил:
— Не понял ты, сын Махарбека Тотикоева. Тебе вместе со всеми женщинами и детьми придется перебираться в старый дом. А в этом будет… школа!
У Тузара потемнело в глазах. Этого он не ожидал. Он слышал, что на равнине у богачей отнимают дома. Но здесь, в горах? Все ведь знают, что этот дом строили они, Тотикоевы. На свои средства. Его дед Асланбек вон там, посреди двора, сидел и смотрел, как кладут стены. Разве можно дом, который семья строила для себя, отнять, хотя бы и ради школы?! И опять Тузару захотелось, как тогда, когда старики отстаивали его, закричать что есть мочи: «Не-ет! Нет!» И опять он усилием воли сдержался…
— К утру все, что есть в этом новом здании, перетащите в старое, — сказал так, будто получил от Тузара согласие, Тотырбек.
Протестовать? Напрасное дело. Тузара охватило бессилие. Ему вдруг совсем некстати вспомнилось, как, бывало, заходил в их дом Тотырбек — без стука, весело приветствуя всех, ловким толчком ладони шутливо нахлобучивая Тузару на глаза шапку. Все в доме были рады Тотырбеку, тянулись к нему, окружали тесным кольцом. Только Таймураз, бывало, невозмутимо поглядывал на друга. Наконец ему надоедал веселый гомон домочадцев, и тогда он кивал Тотырбеку: «Пошли». И они уходили: впереди — брат, позади — его друг. Кто бы мог предугадать, что пути друзей так разойдутся?
— А возвратятся братья, сказать им, кто приходил отнимать дом? — дрожащими от обиды губами произнес Тузар.
— Появятся — уточним, кто из нас первым взял в руки оружие и нарушил клятву верности, — отрезал Тотырбек. — Ясно?