Свадьба прошла действительно весело, правда, ни отца, ни матери Агубе на свадьбе не было. Да и из дядей прибыл лишь Мамсыр, прибыл не по зову сердца, а, казалось, для того, чтобы своими глазами увидеть весь позор свадьбы, состоявшейся без согласия родителей. Он пробыл в ауле лишь до вечера.
— Куда ты? — попытался удержать его Иналык.
Но Мамсыр только огорченно рукой махнул: отстаньте, мол, все… Так и уехал… Аульчан огорчило и то, что родители невесты не смогли прибыть, а прислали из Воронежа поздравительную телеграмму… И все же за столом было весело — и свадьба надолго запомнилась аульчанам.
Глава пятая
…Что-то непонятное творилось в школе. Нет, внешне ничего особенного не случилось: все так же каждое утро дети спешили в школу. Калитку Агубе отворял еще задолго до восьми утра. Зина, накрыв ему на стол, выскакивала из своей приземистой сакли и, на ходу повязывая платок, торопливо пересекала двор, пропускала перед собой запоздавших детишек, степенно входила в здание школы. Агубе всегда с удивлением замечал, как преображалась даже ее походка, когда она приближалась к школе. Куда девались ее застенчивость, нерешительность. Едва дети окружали ее, как голос ее крепчал, в нем появлялись строгие нотки. Глядя на нее, трудно было поверить, что пять минут назад она охала и ахала, жалуясь Агубе на судьбу учительницы, которой требуется не только держать в повиновении три разных класса, но и доходчиво доносить до них все премудрости преподаваемых предметов. С каждым годом ей становилось все труднее, ибо дети росли, количество классов увеличивалось, а надежды на то, что скоро прибудет еще одна учительница, было мало. На все ее просьбы следовал один ответ: во многих аулах еще совсем нет школ, в первую очередь учителей направляем туда. Если появится какая-либо возможность, то непременно поможем. А пока…
Зина любила своих детишек. Лишь один перерыв случился в школьных ее занятиях: когда она родила сына. Да и то ушла она в декрет лишь за неделю до рождения Тотраза, а вышла, едва ему минуло полмесяца. На все разумные советы у нее был один ответ: «А как же дети? Они же не успеют освоить программу!» Агубе настоял лишь на том, что временно запретил ей ездить в Нижний аул. Да и то ему удалось потому, что она действительно чувствовала себя слабой и боялась горной дороги.
Агубе быстро оценил ее желание выглядеть настоящей осетинской невесткой. Все, что полагалось ей по законам горцев, она исполняла: и платок не забывала накинуть перед выходом из хадзара, и гостей принимала как следует и по возможности делала три пирога, причем научилась этому искусству быстро. Не только Агубе, но и жители аула уважали ее, видя, что она придерживается правил почитания старших и ведет себя скромно, как и полагается той, что принята в горный аул. Другое дело, когда ей приходилось вызывать в школу родителей баловников. Тут высказывала свои претензии весьма откровенно. Особенно доставалось тем родителям, кто под тем или иным предлогом не пускал детей в школу, отправлял их пасти овец и коров или давал другие поручения. Зина отчитывала их строго…
Дяди не простили Агубе того, что он женился без их согласия. Они появлялись в Хохкау лишь по крайней необходимости. Махарбек, тот вообще запретил в своем хадзаре упоминать имя старшего сына. Иногда Агубе слышал оскорбительные фразы в свой адрес, и это было обидно, потому что Зина ни в чем не уступала другим аульским женам, которых ставили в пример. Пусть болтают те, кому хочется потрепать языком, решил Агубе, но он-то знает, что она с уважением относится к нему и любит его. И если в отсутствие жены что-то и коробило его душу, то, увидев ее блестящие от восторга глаза, чувствуя ее руки на своей шее, Агубе все забывал и радовался своему счастью. Нет, никого он не желал бы видеть на ее месте! И пусть его не упрекают: он нашел ту, которую небо предназначало ему, и никакие злые языки не разведут их…
Он смотрел, как она кормила Тотраза, смущенно прикрывая ладонью грудь от мужа, и отгонял от себя мысли, которые невольно порой закрадывались в душу после того, как однажды Мамсыр грубо спросил его: «И как ты пускаешь ее одну в Нижний аул? Разве не знаешь, как себя ведут эти городские? Они не ждут, когда им вскружат голову, — сами ищут, кому бы ее вскружить. Уж поверь мне, я знаю, что говорю…» Что же, может быть, дядя и прав, есть, видимо, такие женщины, но Зина не из их числа, в этом Агубе может поклясться наверняка. Не способна она на хитрости и вероломство, всегда все у нее на лице написано. Вот и в эти дни чем-то взволнована она, и скрыть это, как она ни пытается, ей не удается. Прибежит из школы в свой хадзар, покормит сына, уложит спать и опять бежит через двор. И дети какие-то чересчур тихие, то и дело шепчутся… И ничего вроде бы не произошло в школе, все стало бы мгновенно известно в ауле. Разве вот только то, что дети больше обычного задерживаются в классе, но что в этом плохого? Так или иначе, но что-то Зина и ее ученики задумали. Так и веет загадочностью от учительницы и детворы… Агубе не стал расспрашивать, что к чему; пожелает Зина — сама скажет. А если молчит, то, значит, не наступил еще день, когда можно ему поведать о чем-то.