Самолет вновь развернулся. Дети были так малы, что сами не могли слезть с машины, и Руслан стал лихорадочно вытаскивать их из кузова, крича:
— Бегите в лес! Все бегите! — а сам поглядывал на запад, откуда вот-вот должен был приблизиться самолет.
— Меня! Меня! — тянули к нему руки детишки.
Он подхватил девчушку, поставил ее на землю, и тут показался самолет…
— Бегите! Бегите к лесу! — закричал Руслан малышам, но они, плача, растерянно жались друг к другу…
— В лес! В лес!
Один из ребят, что был постарше, словно бы понял его приказ, сполз быстро по склону канавы и отчаянно стал карабкаться наверх по противоположной стороне.
И разом детишки, точно затеяв игру, кинулись за ним следом. Руслан, таща под мышками двух девчушек, последовал за ними, и в тот же миг от взрыва бомбы, точно угодившей в цель, грузовичок разнесло на части…
… Они пробирались по окраине леса. Руслан решил идти к поселку, о котором ему говорила погибшая женщина. Углубляться он страшился, боясь растерять в пути детишек. Впервые за годы своей жизни Руслан почувствовал, что от него, от его действий зависит чья-то судьба. И то, что он отвечал за жизнь несмышленышей, еще больше пугало его и заставляло быть начеку. По его расчетам до поселка было километров десять. Преодолеть их пешком можно часа за два. Но с детьми марш-броска — увы! — не совершишь! Уже в лесу он сосчитал их. Их было семнадцать: шестеро мальчиков и одиннадцать девочек. Старшему от силы стукнуло лет восемь.
— Как тебя звать? — спросил его Руслан, решив, что в этом тяжком путешествии можно будет опереться на него.
— Севка я, — серьезность его тона убеждала, что он понимает, что к чему, и будет оказывать помощь.
— Ты будешь идти последним и поглядывать, чтоб никто не отстал, — пояснил Руслан.
Севка кивнул.
Самым маленьким — светлоголовому Петрусю и голубоглазой Зинке — было по четыре-пять лет. Их Руслан нес на руках. В лесу дети перестали реветь. Он пообещал скоро привести их к мамам. Сева понимающе усмехнулся и взял за руку пузатого мальчика, который — Руслан это заметил сразу — жался к нему. Присмотревшись, он убедился, что у него такой же вздернутый носик, как и у Севки. Братья, — догадался Руслан.
Над их головами часто проплывали немецкие самолеты. Шли они высоко, стройно, как на параде. Шли на восток, и оттуда, куда они направлялись, вскоре раздавались взрывы сброшенных ими бомб.
— Самолеты, самолеты! — кричали дети, с ужасом поглядывая вверх.
В первый же час пути пришлось сделать столько привалов, что Руслан решил — счастьем будет, если они доберутся до поселка к вечеру.
Руслан был в отчаянии. Уговоры не помогали. Он начал покрикивать и на детишек, которые останавливались, чтобы полюбоваться цветком. Их интересовало все: и бабочки, которых в то лето было пропасть, и муравьиные кучи, и мелькнувшая в траве ящерица. Дети даже перестали обращать внимание на частые гулкие взрывы. Для них появление в лесу было незабываемым событием. Сева понимал озабоченность Руслана и все подталкивал малышей, упрашивая их догонять дяденьку в шапке, и смотрел на него понимающими, сочувствующими глазами…
Руслан поглядывал на дорогу. На ней не было машин. Но он еще верил, что кто-то подберет их и доставит в поселок, где их ждут.
— Я хочу пить, — заявила Зина.
Дети словно ждали этой команды и закричали со всех сторон:
— Я хочу пить! Я хочу водички!
А брат Севы заявил:
— Я хочу кушать!
И тут же все стали требовать еды. Заверения Руслана, что все покушают, как только придут в поселок, выслушивались, но через минуту-вторую все хором начинали кричать вновь:
— Есть хочу! Пить хочу!
Руслан поглядывал по сторонам, но речки поблизости не было. Через два часа ходьбы дети стали усаживаться на землю, твердя, что они устали.
— Пусть поспят, — сказал Руслан Севе. — А то совсем не поднимутся.
Подложив Зине под голову шапку, он углубился в лес. Наткнувшись на дикую грушу, нарвал незрелых плодов. Вернулся и увидел испуганные глаза Севы. Мальчик с облегчением перевел дух — он боялся, что Руслан не возвратится к ним, бросит их в лесу. Гагаеву стало жаль его, и он сказал:
— Поспи и ты. А я покараулю.
Тот привалился к стволу дерева, закрыл глаза, уснуть, видно, боялся, время от времени искал взглядом горца, но наконец головка его склонилась на грудь… Грушу, что дал ему Руслан, он зажал в ручонке — для брата.
Гагаев сидел рядом с измученными ребятишками, слушал их сопение, всхлипывания во сне… Рядом стрекотал кузнечик, шелестели листья деревьев, пели птицы — все привычно и буднично, и казалось, что случившееся в этот день — неправда.